Михаил Кожухов – это популярный тележурналист, известный зрителям, прежде всего, как автор многочисленных интересных программ о путешествиях. В его жизни были завораживающие поездки, знакомства с известными людьми, а также многие другие события, которые делают жизненный путь нашего сегодняшнего героя невероятно интересным.

Но что же привело Михаила Кожухова в мир российской тележурналистики? Узнать о наиболее важных этапах жизненного пути мастера вы сможете уже сегодня.

Ранние годы, детство и семья Михаила Кожухова

Михаил Юрьевич Кожухов родился в Москве 16 декабря 1956 года. Его отец в течение сорока с лишним лет был главным акушером-гинекологом Москвы. Мама Михаила Кожухова долгое время работала в качестве журналистки. Семья жила при роддоме, через 6 лет после рождения сына они развелись.

Глядя на маму, мечтать о карьере журналиста начал и наш сегодняшний герой. Окончив общеобразовательную школу, провалив вступительные экзамены в МГИМО, Михаил поступил на испанский факультет Государственного института иностранных языков. В этом месте Михаил совершенствовал свои знания, а также постигал азы общения с людьми, представляющими различные народы. Одно время Кожухов даже учился по обмену в университете Гаваны, где оттачивал свои знания испанского языка, а также постигал нравы чужого народа.

Уже в тот период талантливый московский парень мечтал стать журналистом – человеком, имеющим возможность постоянно путешествовать, открывая для себя новые страны и города. Опасности и тяготы корреспондентского быта его нисколько не смущали, а потому после окончания московского ВУЗа наш сегодняшний герой устроился на работу в Агентство политических новостей (АПН).

Карьерный путь журналиста Михаила Кожухова

В известном российском издании «Комсомольская правда» он проработал в течение семи лет. В этот период начинающий журналист работал преимущественно в качестве собственного корреспондента в Афганистане. В вечно неспокойной азиатской стране Михаил всегда был в центре всех важнейших событий. Его репортажи отличались глубиной и драматизмом. В Кабуле Кожухов был удостоен престижного ордена Красной звезды за личное мужество, проявленное в ходе боевых действий.

Впоследствии Михаил поменял свое место работы, но не саму специфику своего труда. В период с 1989-го по 1994-й наш сегодняшний герой исполнял функции собственного корреспондента в различных регионах Южной Америки, готовя репортажи для газеты «Известия». Одним из самых ярких событий в биографии репортера стало интервью с чилийским диктатором Аугусто Пиночетом, которое впоследствии вызвало большой резонанс в обществе.

Документальный фильм Михаила Кожухова

После этого Михаил Кожухов навсегда оставил печатные СМИ и стал работать в качестве редактора международного отдела на программе «Международная панорама», однако тут он проработал сравнительно недолго.

В том же 1994-м году наш сегодняшний герой перешел в телекомпанию ВИД, где стал трудиться в качестве ведущего передачи «Сделай шаг» (транслировалась каналом ТВ-6). В этом месте Михаил Кожухов задержался на несколько лет, а после того как покинул телекомпанию ВИД стал на Авторском Телевидении (АТВ). Там он работал в качестве автора и ведущего на телепередачах «В мире людей», «Верные друзья» и «Старая квартира».

Необычными и особенными в жизни нашего героя стали 1998-й и 1999-й годы. В этот период Михаил на некоторое время оставил журналистику и решил попробовать себя в нетрадиционных для себя отраслях. Сначала он открыл собственный ресторан, а затем стал трудиться в качестве пресс-секретаря правительства при премьер-министре

В Омске побывал известный российский телеведущий, путешественник и кинодокументалист, обладатель премии «ТЭФИ » Михаил Кожухов.

В Омск – за партнером

– Михаил, что привело вас в Омск?

– Сейчас, когда моя программа перестала выходить, я больше занимаюсь документальным кино. Вот я и подумал: почему бы мне не снять что-нибудь в этом азиатском районе? Здесь есть несколько любопытных точек. Где-то я бывал – на Алтае, в Горной Шории, где-то нет. Притягательно звучит слово «Боровое ». Судя по картинкам, местность действительно красива. И я начал искать партнера, который бы помог в организации съемок. Обнаружился омский туроператор. Я приехал обсудить возможность организации съемок, которые включат Боровое, Иссыккуль, может быть, Алтай.

– А по сибирским городам с камерой путешествовать не планируете?

– Я бы с радостью, но я маленький телевизионный производитель, содержу небольшой телекиоск на большом грязном телевизионном рынке, поэтому планировать могу что угодно, но пока нет возможности. Охватить своим обаянием Сибирь не готов.
– Вы себя позиционируете как путешественник, телеведущий, но мало кто знает, что вы единственный российский журналист, который брал интервью у Пиночета, работал в горячей точке – в Афганистане, был пресс-секретарем Владимира Путина. Не обидно, что забыты все ваши заслуги?

– Обидно. Но не я себя позиционирую как путешественника. Магеллан, Колумб были путешественниками. Я же никто, и звать меня никак по сравнению с ними. Коллегам так удобно создавать ореол вокруг меня! Обидно, конечно, тем более что газетная работа требует более высокой квалификации, чем телевизионная. Все, что я делал раньше, имеет большее основание называться работой, чем то, что я делал в рамках программ путешествий.

У меня есть особенность: я не обращаю внимания на камеру. Это врожденное. Есть люди, которых присутствие камеры парализует: они начинают краснеть, заикаться. Я делал то, что было для меня интересно, прикольно и что это может стать интересным кому-то еще. Но это не работа. Нет, конечно, работа, это все равно требовало усилий. Двенадцать лет выходила программа, двенадцать лет пахоты.

Я даже пожалел о том, что не списывал показания со спидометра, сколько мы проехали за эти годы – десятки тысяч километров.

Когда мне говорят: «Как я вам завидую, вы столько повидали», я думаю: посмотрела бы ты, как это происходит в жаре, в грязи, в переездах. Но так я распорядился своей жизнью. Да, мне немножко обидно. Мне кажется, что я умею что-то еще, кроме того, чтобы есть жареных тараканов.

Новый проект о старой «кругосветке»

– Почему закрыли передачу?

– Была формальная причина. Передача выходила на канале ТВ-3 последние два года. Туда привезли двух малообразованных барышень из Киева, которые решили, что это им не нужно. Но на самом деле накопилась некая эмоциональная усталость от этого жанра, и я решил: может, оно и к лучшему, надо попробовать сделать что-нибудь еще. Потому что смысл в этой деятельности есть только тогда, когда между макушкой и потолком у тебя остается еще пространство и тебе хочется подняться над самим собой. А я стал чувствовать потолок. Когда в десятый раз садишься за гончарный круг, уже не знаешь, что говорить.

– Над чем сейчас работаете?

– Последний год я с невероятным удовольствием занимаюсь очень сложным проектом. Это будут четыре серии о первом кругосветном плавании Крузенштерна. Проект сложный, потому что включает не только мои поездки по ключевым точкам и «кругосветкам», но и актерскую часть – актеры читают дневники. Мы построили реконструкцию на студии Горького, конечно, не весь корабль – фрагменты палубы, кают-компании. В этих четырех сериях огромное количество графики, как мне кажется, красиво. Сейчас я все собираю вместе и очень переживаю, чтобы все получилось, потому что пока никто не замахивался на столь масштабный проект.

Мистер Риск Российского телевидения

– Существуют ли в других странах обычаи, традиции, которые невозможно забыть?

– Конечно, в мире много такого, что не укладывается в наше представление о прекрасном. На Мадагаскаре, например, есть традиция, когда люди раз в году выкапывают своих близких из могил, очищают их косточки, заворачивают их в новую тряпочку, выпивают и закусывают с невероятной радостью. Похожая традиция есть в Мексике в одной деревне, где на кладбище на тебя смотрят сотни черепов из коробок.

– Когда смотришь ваши передачи, кажется, они сняты без сучка без задоринки. А бывало вам когда-нибудь страшно?

– Когда я понимал, что надо подтверждать разряд и надо делать что-то такое, чего я без телекамеры никогда не стал бы делать – типа прыжка на резиночке на Замбези: 51 метр свободного падения. Я понимал, что надо оправдать титул, который мне присвоила Елена Ханга, – «Мистер Риск Российского телевидения ». Лестный титул. Была ситуация, когда в Аргентине я запланировал объездку лошади. Но когда я увидел, что лошадь упала на объездчика и его унесли на носилках, я отказался. Я не такой бесшабашный придурок, чтобы рисковать своей жизнью ради зрительской любви.

У двух президентов

– Вы были пресс-секретарем Путина. Какие воспоминания остались?

– Много воды утекло с тех пор, уже никто, кроме вас и меня, этого не помнит. Это, конечно, любопытный опыт, но я не готов прилюдно о нем вспоминать.

– Вы брали интервью у Пиночета. Как это было?

– Это длинный рассказ. Это цепочка случайностей, нахальства и везения.

– Когда волновались больше – перед дверью Пиночета или Путина?

– Перед дверью Пиночета вообще страха не было: главная задача стояла – заставить его заговорить со мной. А впервые стоя перед дверью Путина, я волновался: мне казалось – я такой маленький, а страна такая большая. Ее руководитель – тот, перед кем необходимо волноваться.

Зачем нужна журналистика?

Михаил Кожухов любит порассуждать о профессии журналиста, касается самых болевых точек в ней.

– Я шесть лет содержу телекиоск, и мне не стыдно за то, что сделано. Снято около двадцати документальных фильмов и программ, ниже пояса ни разу не опустился. Оазисом не назову, но это твердая суша посреди болота. Если бы умел что-то другое, хлопнул бы дверью и ушел к чертовой бабушке. Я даю взятки, иначе не получу заказа. Это практика на телевидении. Я думаю, что у человека в этой профессии всегда был, есть и будет выбор: встать или идти, если его хозяину не надо то, что он может дать. Это было и в советские времена. Другое дело, что выбор делать трудно, потому что есть жизнь, есть ответственность перед близкими.

Ты же еще и детей кормишь. Но мы не выйдем за рамки слов Горького: человек всегда борется между стремлением быть лучше и лучше жить.

В рамках этого выбора журналист и решает, что ему нужно.

У меня была подруга-американка, которая побывала на двадцати войнах. Она на вопрос, зачем нужна журналистика, отвечала: «Для того, чтобы напомнить власти о долге, а обществу – об идеалах. Если мы будем делать это хорошо, возможно, нам удастся воспитать и власть, и общество».

Досье
Михаил Кожухов родился в 1956 году. В 1979 году окончил Государственный институт иностранных языков.
В 1985-1989 годах – собкор «

Как отважный капитан, он объездил много стран. И вкусно, смачно, красиво передавал нам запахи диковинных мест, создавал неповторимый эффект присутствия. Но не только кругосветными телепутешествиями славен Михаил Кожухов. В его жизни был театр - благодаря маме, театральному критику, и отчиму, замечательному актёру Алексею Петренко. В его жизни был Афган - свинцовый, кровавый. Наконец, в его жизни был Путин. Правда, о работе с премьер-министром Михаил рассказывать не любит. Он вообще довольно закрытый человек. Тем и интересен.

Беседовал Дмитрий Тульчинский

- Михаил, ваш цикл передач о Москве закончился, так понимаю?
- Да, это был проект из восьми серий, который придумал Александр Пономарёв, руководитель канала ТВ Центр. Некая попытка взглянуть на Москву сверху, с высоты птичьего полёта. Чтобы объяснить, что всё здесь происходит не само собой, что за этим стоят колоссальные усилия людей, что это очень сложная система крупнейшего мегаполиса...

Раньше вы всегда осторожно говорили: пока восемь серий, а там посмотрим. Вам хотелось, чтобы проект продолжился?
- Сложно сказать - в той работе были как положительные, так и отрицательные моменты. Один из отрицательных - то, что Москва жёстко структурированный город, и довольно сложно пролезть через определённые бюрократические структуры, без которых многие темы сделать просто невозможно.

- «Метро-2» имеете в виду или что-то в этом роде?
- Нет, речь о другом совершенно. Например, о том, что руководитель «Скорой помощи», а это крупнейшая структура подобного рода в мире, не вправе решить, могу я проехать на машине «скорой» или нет. По какому-то абсолютно идиотическому порядку разрешение на это надо спрашивать у господина Сельповского, который возглавляет всю московскую медицину. Та же история с директором института Склифосовского. Он почему-то лишён права решить, впустить меня в больницу или не впустить.

- То есть вы погрязли в бюрократической паутине Москвы.
- Совершенно верно. Поэтому, с одной стороны, я, может, и продолжил бы цикл, а с другой - то, что мы сделали, уже достойно аплодисментов. Не потому что это гениально сделано, а просто потому, что это всё-таки было сделано.

- Вы ведь коренной москвич и, наверное, Москву неплохо знаете?
- Ну, когда-то, бесконечно давно, когда учился в инязе, у нас была практика в «Интуристе», и я водил экскурсии по Москве. Правда, на испанском языке. Но с тех пор утекло много воды, в памяти мало что осталось, поэтому я не могу считаться москвоведом.

А почему вообще променяли экзотические страны на домашнюю Москву? Кризис тому виной или самому надоело уже мотаться по миру?
- И то, и другое, и третье. Во-первых, у меня была двухлетняя пауза в поездках. И вызвана она была в большей степени даже не тем, что я устал, а тем, что просто наскучило. Даже такое разнообразие в какой-то момент становится однообразным. А во-вторых, если в представлении зрителя я такой дяденька, который на облаке живёт и сам решает, куда ему ездить и о чём рассказывать, то в действительности я возглавляю небольшую телекомпанию и больше думаю о том, чем платить зарплату сотрудникам, чем о том, куда бы мне ещё поехать.

«Уже жалею, что сел за баранку этого пылесоса»

- Кризис сильно вас задел?
- Очень. Я пока держусь изо всех сил и не позволяю себе делать фильмы о том, как тигры покусали дрессировщиков или как кто-то сменил пол, пока ещё мне удается оставаться в области осмысленного телевидения.

- Но вам должно быть проще - вы же ещё владелец ресторана «Петров-Водкин».
- Давно уже нет... В 98-м школьный товарищ предложил мне открыть ресторан. И для меня это был больше творческий проект, чем коммерческий. Оказалось, что придумывать ресторан с чистого листа не менее интересно, чем поставить спектакль или снять фильм. А почему всё закончилось? Ушёл из жизни товарищ, пришли другие собственники. И дальше уже стало не комфортно, не интересно.

- Сейчас совмещать телевидение с побочным бизнесом не получается?
- Не ставлю себе такой задачи, мне хватает головной боли и в кресле продюсера. Вообще, телевидение - одна из самых нестабильных, нервных и кровососущих сфер человеческой жизни.

- Вы столько лет на ТВ, и сейчас такое говорите?
- Да, и я начинаю жалеть уже о том, что когда-то «сел за баранку этого пылесоса».

- Наверное, все продюсеры жалуются, но никто эту «баранку» из рук не выпустит.
- Я с удовольствием выпустил бы, если б умел делать что-нибудь ещё.

- Судя по передачам, умеете вы всё на свете. Или это только видимость?
- Нет, на скрипке я играть не умею, рисовать тоже, к сожалению... Серьёзно говорю: если б была возможность зарабатывать на жизнь чем-то другим и это бы получалось и доставляло удовольствие, - давно бы уже развернулся и ушёл. Нет такой возможности.

- Неужели настолько все надоело, настолько тяготит?
- Я не говорю, что надоело, я говорю, что на телевидении всё очень сложно. Что рынок уродливый и чудовищный, такой же коррупционный, как и вся остальная страна. И что на ТВ абсолютно наплевать всем на твои способности и таланты.

В своё время вы сделали несколько резких шагов: покинули ТВ-6, неожиданно закрыли программу «В поисках приключений», ушли из «Вокруг света»...
- Ну, с ТВ-б я ушёл, потому что отказался вести программу, которая мне была неинтересна. Поступило предложение вести патриотическое ток-шоу об армии, а все вопросы о вооруженных силах, которые у меня были, я уже задал в другой период своей жизни. «Поиски» я закрыл по «человеческим» причинам, потому что дальше не мог сосуществовать с продюсером, количество отрицательных эмоций уже перевешивало. Так что никаких резких неосмысленных шагов я не делал. А все эти разговоры про наркотик эфира ко мне вообще никакого отношения не имеют, ради того, чтобы остаться в телевизоре, я через себя не перешагну.

В обыденной жизни вам тоже свойственны резкие, пусть и осмысленные движения? Что-то не понравилось и - до свидания?
- Нет, мне свойственна, конечно, некоторая резкость характера, но всё-таки есть какой-то жизненный опыт и достаточно мозгов для того, чтобы эту резкость не проявлять в начальственных кабинетах. Я просто не могу себе этого позволить. Даже если очень хочется. Всё-таки зрелость, я так сформулировал себе, - это не более чем умение держать себя в руках. Мне кажется, я вполне этим умением владею.

«Мне было хорошо на войне»

- А сколькими языками владеете?
- Думаю, что можно уверенно говорить про три языка: испанский, португальский и английский. Хотя сейчас я был в Кабуле, и вдруг из подсознания выплыли какие-то выражения на фарси, я даже не подозревал, что они где-то там ещё таятся.

- Я и хотел спросить, из каких соображений именно вас в своё время послали в Афганистан?
- Это как раз был необдуманный поступок с моей стороны. О котором я не только не жалею, наоборот, - считаю, что в большой степени он определил мою биографию. И я благодарен судьбе за то, что однажды с моего языка сорвалось: а давайте поеду я. В то время вопрос «кто хочет выполнить интернациональный долг?» нередко оставался без ответа... Да, и у меня в книжке «Над Кабулом чужие звёзды», которая недавно вышла, есть такой эпизод. Жена корреспондента Гостелерадио Михаила Лещинского однажды при мне похвасталась, что ходила за покупками в район, в который советским было запрещено ходить. И Лещинский ответил на это очень короткой и точной фразой: ума бы тебе столько, сколько смелости.

- Это и про вас тоже?
- Думаю, да.

- Более логичной для вас стала бы командировка в Латинскую Америку.
- Да, но тогда были другие условия игры. И международная журналистика часто предоставляла «крышу» для сотрудников внешней разведки. В частности, от «Комсомольской правды», где я работал, не являясь сотрудником КГБ, уехать в Латинскую Америку было невозможно. А сидеть в Москве мне тоже не хотелось.

Люди, которые были на Великой Отечественной, в Афгане, - на вопрос, когда было лучшее время их жизни, часто отвечают: на войне. Можете сказать так же?
- Да, безусловно. Самое лучшее, самое яркое время в моей жизни. Во многом ещё потому, что это было время наибольшей профессиональной востребованности. Вам должно быть хорошо известно, что человек, который серьёзно относится к журналистскому ремеслу, работает не только за деньги. Ему нужно ещё, чтобы гладили по головке, чтобы звучали аплодисменты, то есть некое общественное признание. И там это общественное признание выражалось в том, что я понимал: каждый номер газеты читают люди, и они находят в моих репортажах имена близких, что-то о них узнают. И это дорогого стоит... А потом, я всегда привожу фразу Хемингуэя. Который на вопрос: «что вы думаете о войне?» ответил: я никогда не любил войну, но у меня, по-видимому, есть к ней некоторые способности. По всей вероятности, к войне у меня тоже есть «некоторые способности». Мне там было хорошо. От чувства опасности, от мужского братства, от запаха раскаленной брони, от грохота батареи «Ураган». И если чем-то я могу гордиться, - то только тем, что сделал очень много, чтобы стать вровень с солдатом. Конечно, все равно я был журналистом, и в полной мере солдатскую лямку тянуть не получилось. Но я очень старался, очень...

«До смерти боюсь ночных бабочек»

- В боях вы тоже участвовали? Понятно, что не с автоматом...
- Почему, и с автоматом. Я тогда не знал о существовании Женевской конвенции 1913 года, которая запрещает журналистам брать в руки оружие.

- Стрелять приходилось?
- Да.

- И убивать?
- На этот вопрос ни один человек вам не ответит. Не будет просто отвечать.

- А страшно было?
- Было... Об этом тоже толком не расскажешь. Очень многословно будет... В общем, была ситуация, когда перевернулся бронетранспортер и погиб корреспондент «Известий» Саша Секретарёв. БТР перевернулся потому, что водитель просто не умел водить. Там, где это произошло, я оказался через месяц. Ехал на БМП. Объезжая колонну, машина пыталась взобраться на насыпь, все сидели и спокойно курили. А мне в какой-то момент показалось, что сейчас БМП перевернётся, и я погибну так же, как Саша Секретарёв. И вот это было самое страшное.

- Но были же и обстрелы, и на фугасах люди подрывались...
- Да как-то не принимаешь на свой счёт, тебе-то кажется, что ты Дункан Маклауд, пуля тебя не берёт и мимо пролетает. Я читал какие-то социологические исследования про то, что каждый третий находившийся там испытывал постоянный страх обстрела. Но у меня такого страха не было.

- Можете про себя сказать, что вы смелый человек?
- Нет, не могу. Думаю, я достаточно трусливый человек, такой же, как и все.

- Что же вас может напугать? Таракашка, что ли, какая-нибудь, гадюка?
- Я до смерти боюсь ночных бабочек. Они вызывают у меня панику просто. Понятия не имею почему, но это так.

- А было страшно, когда назначили пресс-секретарем Владимира Владимировича?
- Ну, стоя перед дверью премьер-министра в первый раз, я, во всяком случае, испытывал волнение.

- Вы комфортно себя чувствовали на этой должности?
- Нет, не комфортно.

- Почему, можете сказать?
- Не хочу.

- Вы занимали должность несколько месяцев. Что же, потерянное время?
- Нет, конечно. Было очень интересно, и я дорожу этим опытом. Он многое объяснил мне: как живет страна, как она управляется, что такое бюрократический механизм. Который все клянут, а в действительности без него никак. Интересно было наблюдать за тем, что происходит с людьми, когда они оказываются пред вратами власти. Очень было любопытно.

- Из кресла пресс-секретаря вы вернулись на ТВ. Это можно считать неким понижением статуса?
- Мне абсолютно всё равно, чем это можно считать, я ничего про статус не знаю. Я знаю, что такое репутация. И на моей репутации это никак не отразилось.

«Мама вовремя объяснила, что к театру у меня способностей нет»

- Знаю, вы собираете ножи. Сколько экземпляров, не считали?
- Более сотни.

- Такое увлечение о чём может говорить?
- Не думаю, что оно свидетельствует о моей кровожадности. Это увлечение по наследству мне передалось. И началось лет в 11-12, когда папа, а он собирает холодное оружие всю жизнь, подарил мне первый нож. Но я не собираю антикварное оружие, качество стали и сертификат меня никак не вдохновляют. Меня в первую очередь интересует этническое оружие. То есть в каждой стране я ищу нож, который несёт в себе знания о народе, о традициях. Например, такой, как нож крис со змеевидной форма клинка, который распространён в Малайзии и Индонезии. Это священный нож. Считается, что он несёт свою карму, хранит память о владельце, может принести удачу или, наоборот, несчастье.

- Не носите с собой?
- Нет, конечно.

- Тогда о другом увлечении. Театр мог стать таковым?
- Мог. Просто в силу биографии: мама - театральный критик, и люди, которых в детстве я видел, имели отношение к театру. И какое-то время мысли о сцене меня посещали. Всё детство я ходил в театр, мне было удивительно, если кто-то не был на премьере в «Современнике» или на Таганке...

- Почему же не стали поступать в театральный?
- Наверное, потому, что мама вовремя объяснила, что у меня нет к этому ярко выраженных способностей. Впрочем, телевизионная деятельность требует неких способностей к лицедейству.

Мама давала вам советы по актёрскому мастерству? Или, может быть, ваш отчим, замечательный актёр Алексей Петренко?
- Ну, он мне не отчим, у меня жив отец, и я затрудняюсь в формулировке, поэтому называю его Василичем... Нет, по актёрскому мастерству они мне советов не давали. Мама дала мне главный совет, и очень правильный. Что человек, который говорит с экрана, должен быть самим собой, что любая попытка придумать о себе что-то закончится неудачей, что успех может прийти только в том случае, если человек сам представляет из себя какой-то интерес. Но что это за интерес и почему людям интересно наблюдать за мной, я, честное слово, не знаю. И когда мне предлагают провести спецкурс по телемастерству, я отказываюсь, потому что не способен объяснить, что надо делать, чтобы остальным было интересно на тебя смотреть.

- Знаю, мама у вас недавно умерла. Алексей Васильевич один остался?
- Да. Но это его желание. Пока ему комфортнее одному. Но если он когда-нибудь захочет переехать ко мне, это сразу же произойдет.

- У вас отношения отца и сына?
- У человека не может быть двух отцов, поэтому это не как сын с отцом. Но это очень близкие отношения.

- Всё с ним можете обсудить? Довериться, открыться?
- Я вообще не люблю открываться и обсуждать всё с кем бы то ни было. Например, отношения с женщинами за всю свою жизнь я не обсуждал никогда и ни с кем. У меня потребности такой нет.

- А у ваших детей есть потребность обсуждать с вами что-то для них очень важное? У вас ведь сын и дочь?
- По сути, у меня два сына - есть ещё сын жены, который тоже мой сын. Но вот старший, видимо, по складу характера похож на меня и в каких-то своих душевных переживаниях в собеседнике не нуждается. Уже не нуждается. А дочка, ей 16, ещё не нуждается.

- Чем они занимаются?
- Старший сын работает в кинопрокатном бизнесе, второй учится на философском факультете, а дочь собирается поступать в этом году.

- Вы бы могли работать с сыном? В одном из интервью вы сказали, что хотели бы заняться кино.
- Не кино. Я сказал однажды о том, что с удовольствием занялся бы выпуском сериалов, и мне кажется, что справился бы с этим не хуже, чем многие другие продюсеры, которые пришли из журналистики или из КВН. Мне не думается, что они знают про это что-то такое, чего не знаю я. Но пока не сложилось...

Проектом

Телепутешественник не желает общаться с отчимом, с которым в юности имел хорошие отношения

Недавно Михаилу КОЖУХОВУ исполнилось 55. В возраст «двух пятерок» тележурналист вступил полным новых планов и идей. Пасынок актера Алексея ПЕТРЕНКО, он полюбился зрителям как автор и ведущий программ о путешествиях на центральных каналах: «В поисках приключений», «Вокруг света», «Охота к перемене», «Далеко и еще дальше». А недавно вернулся из Северной Кореи, где ему первому из иностранных журналистов разрешили снять документальный фильм об этой коммунистической стране.

- Михаил, вы возглавляете небольшую телекомпанию «Контраст». Уютно чувствуете себя по соседству с крупными игроками в этом бизнесе?
- Телевидение - временами среда малоприятная. Я пришел на ТВ из газеты, из презренной старой журналистики, в которой было принято поздравлять друг друга с удачами. Ведь в нашей сфере люди не только работают за деньги, но и ждут поощрения, и в первую очередь от коллег. Увы, на телевидении и даже на радио в последнее время это не принято. Полгода назад я оказался в офисе «Русской службы новостей», которой рулит Сергей Доренко . И хотя мало знаком с ним, при встрече сказал: «Серега, ты офигенный, так красиво ведешь утренний эфир, я тобой восхищаюсь!» По его лицу понял, что Доренко растерялся. Видимо, до меня его никто не хвалил.
- А вас?
- И меня - нет. Хотя у подавляющего числа людей после появления на экране срывает крышу. Люди теряют способность к адекватному восприятию себя. Помню, Оксана Пушкина заявила, что она - профессионал на 99 процентов. Какой здоровый человек может о себе такое сказать? Никакой! У меня есть теория, что на телевидении работают две категории людей. Первые ничего не понимают в своей профессии, надувают щеки, делая вид, что они в курсе всего. Вторые - не понимают и честно в этом признаются. За время своего телевизионного существования я встречал единицы людей, перед которыми снимаю шляпу. Например перед Анатолием Малкиным . И это несмотря на то, что он перессорился с огромным количеством коллег.

Короли пошлости

- Кто из телеведущих вам симпатичен?
- Ургант - суперский. У него великолепное чувство юмора, моментальная реакция. Пару раз в неделю я включаю телевизор и смотрю разные программы. На днях наткнулся на «Yesterday Live». Эта ахинея - национальный позор России! Выдержал минут пять и выключил. Нельзя сказать, что я долдон, который шуток не понимает. И уверен, «… Live» - не смешно, как и шоу «Уральских пельменей» и, не приведи господи, «Комеди Клаб». Последние - короли пошлости. Хотя одному из них, Михаилу Галустяну , досталось от природы чумовое обаяние и смешное лицо. И если бы он занялся профессионально тем, чем он занимается сейчас в клубе самодеятельности фабрики «Большевичка», то из него мог бы получиться замечательный комик.

- Нынче все определяют рейтинги. А те, кого вы критикуете, уверенно держатся на верхних строчках.
- Рейтинги - странная вещь. Я в свое время не попал ни в один из них, зато получил «ТЭФИ». Причем в тройке претендентов со мной были Максим Галкин и Андрей Малахов . Мы соревновались в номинации «Лучший ведущий развлекательной программы». Ну не бред ли поставить нас всех в одну номинацию?!
- Ваша передача «В поисках приключений», которая с успехом выходила на телеканале «Россия», пропала. Устали от этого проекта?
- Нет, под другим названием выпускаю программу на ТВ3. А «Россия» создала целый телеканал о путешествиях - «Моя планета». Там посчитали, что программа, которую ведет Сергей Ястржембский , интереснее моей. Пусть все путешествуют, мне не жалко. Так получилось, что примерно в одно время с ним мы были на юге Эфиопии и снимали одни и те же племена. Потом с пристрастием смотрел фильм Сергея Владимировича, позавидовал его финансовым возможностям. Мне оставалось только мечтать о съемках с вертолета, но в остальном завидовать нечему.

Обтесанный Петренко

- Дмитрий Крылов с Первого канала путешествует с супругой. А вы?
- Езжу один. Моя жена Елена Кожухова - киноактриса. Она смотрит все мои программы.
- Критикует?
- Меня, конечно, можно критиковать, но, согласитесь, семья, где жена постоянно недовольна мужем, продержится недолго. Мы познакомились на проекте «Последний герой», который вел Сергей Бодров . Съемки проходили на архипелаге Бокас-дель-Торо, в Панаме. Лена была участницей, а я руководил журналистами. На «Последнем герое» все было по-честному, никаких подстав. Там я оказался единственным, кто имел представление, что такое дикая природа, и даже норму риса для участников определял - по 60 граммов на человека в сутки. Елену я сразу заметил.
- Помогали ей на «Последнем герое»?
- Не успел. На совете племени ее в первый же день решили выгнать с острова. И вот мы уже десять лет женаты. Но до нее у меня была другая семья.
- От прошлого брака у вас ведь есть дети?
- Сын и дочь - Макар и Маша. У Лены тоже взрослый сын Андрей. Мой Макар окончил Плехановский институт. И в свои 27 уже два года работает генеральным директором крупной кинопрокатной компании. Причем устроился туда без моей помощи - благоприятно сошлись звезды. Макар пока не женат, так что дедушкой меня еще не сделал. Поддерживает мою иллюзию, что все еще впереди. А дочь - студентка второго курса Высшей школы экономики. Пасынок Андрей тоже еще учится.

- С нынешней супругой живете за городом?
- Да, у нас есть дача в Подмосковье, на Можайском шоссе. Мы там круглый год. И очень рады, даже несмотря на то что вынуждены стоять в пробках, пропуская кортежи. Первой семье я оставил квартиру в Москве.
- После смерти вашей мамы, Галины Кожуховой, общаетесь с отчимом Алексеем Петренко?
- Нет. Я не хотел бы говорить ни о Петренко , ни о его новой жене. Алексей Васильевич - очень хороший актер. Когда мы с ним познакомились - в 1977 году, я еще учился в институте. В тот год он и моя мама полюбили друг друга. У нас были хорошие отношения, никаких конфликтов. Думаю, мама много сделала для того, чтобы он стал Великим Петренко. Оберегала его, обтесывала, наполняла, подтягивала. Словом, сыграла колоссальную роль в его судьбе. Она ведь перевезла его из Питера. И если бы это не произошло, скорее всего, не случились бы его многие интересные актерские работы.

— В вашей жизни столько заметных вех, которых хватило бы на несколько карьер. Оглядываясь назад, что из вышеперечисленного вы бы оставили для себя?

— Все бы оставил, но Афганистан — во-первых и без всяких сомнений. По наполненности жизни, по остроте восприятия всего происходившего, а главное, по степени профессиональной востребованности — афганской войны мне хватило бы на всю жизнь. Там ты каждую минуту понимал, что ты здесь делаешь и зачем. Тысячи людей по утрам спешили к почтовым ящикам и искали в газетах

имена своих сыночков, мужей или братиков. И я получал колоссальное удовольствие оттого, что мне удавалось о них рассказать. В Афганистане я чувствовал себя в своей тарелке. Я, никогда не служивший и до той поездки боявшийся армии, наслаждался общением с этим «зеленым миром», ощущал себя своим в том мужском правильном братстве. Я открыл для себя «армию с человеческим лицом», и она мне очень понравилась. Война же — это катализатор, фотопроявитель всего, что спрятано в человеке в обычной жизни. Там плохо получается носить маски.

— С людьми, с которыми тогда свела жизнь, сейчас поддерживаете отношения?

— С некоторыми. Чаще всего встречаемся 15 февраля — в день вывода войск из Афганистана. На концерт, который обычно проходит в Кремле, я не хожу. Дожидаюсь его окончания в фойе, чтобы пожать руки, вспомнить, помянуть, и так из года в год. Прошло много лет, но война не отпускает до сих пор. Бывает, что мои товарищи, подвыпив, звонят по телефону в ночи и вспоминают самые тяжелые моменты: как кого выносили, кто кого потерял… Это уходит куда-то в дальние уголки памяти, но периодически все равно всплывает.

— У вас тоже такое есть?

— Нет, пожалуй. Иногда возникает желание «подзарядить батарейки» — послушать афганские песни. Среди них много самодеятельного мусора, но есть и талантливые, которые навсегда останутся песнями той войны. И я награды никогда не ношу. Даже вот за выписанной мне в честь 25-летия вывода войск медалью все никак не соберусь ­заехать… Но заберу. Будет на память.

— Знак того, что путешествие прошло правильно, — это когда ты возвращаешься домой с новым опытом, пусть даже он тебе никогда не пригодится, и с коллекцией новых друзей, даже если никогда их больше не увидишь. (Папуа — Новая Гвинея). Фото: Из личного архива Михаила Кожухова

— Вы вернулись в Кабул спустя много лет. Снимали фильм. Сильно изменился город?

— Неузнаваемо. Было странное впечатление, что попал в декорации фильма, который видел давно, да забыл. С трудом узнал дом в так называемом старом микрорайоне, где жил… И самое невероятное — это когда в Панджшере со мной стали брататься бывшие «духи», которые охраняют наши сожженные танки. Мы, дескать, в вас тогда стреляли, но уважали за храбрость и за то, что вы помогали афганскому народу. Слово «шурави», «советский», там сейчас как пароль — свободный проход везде! (Закуривает.)

— Вы курите много лет. Не пробовали бросать?

— Бросал и целых два года не курил. Потом у меня что-то не получилось, и я закурил снова. Уже не из-за биохимической зависимости, а чтобы реконструировать карму. Мне показалось, что я с сигаретой — это как бы больше я, чем без нее. Теперь вот мучаюсь со строгостями нового антитабачного закона… Сомневаться в себе и в том, что ты делаешь, — это вообще моя тема. Я всю жизнь жил с ощущением, что меня сейчас разоблачат в несоответствии занимаемой должности. Но однажды зашел в «Комсомолку», где когда-то работал, в комнату, в которой сидели легенды нашей

журналистики — Инна Руденко, Ольга Кучкина. И когда заговорили об этой неуверенности, они вдруг наперебой начали кричать: «И я так же! И я!» А недавно в одном из интервью то же самое сказала Лия Ахеджакова. Словом, я давно уже понял: в журналистике, а скорее всего, вообще в творчестве, самоуверенность и мания величия могут привести к результатам только на коротких дистанциях. А на длинных в профессии остаются лишь те, кто страдает от комплекса неполноценности. Сомневающиеся в себе.

— Самое невероятное — это когда в Панджшере со мной стали брататься бывшие «духи». Мы, дескать, в вас стреляли, но уважали за храбрость. (Афганистан, 1987). Фото: Из личного архива Михаила Кожухова

— Когда вы в своей программе «В поисках приключений» примеряли на себя разные, порой опасные профессии, сомнения в ваших глазах, надо сказать, заметно не было.

— Но я же «универсальный солдат» — все умею. Ну, почти все: хорошо сижу в седле, владею аквалангом и швейной иглой, могу с горы на лыжах скатиться или на резинке в пропасть прыгнуть (это называется банджи-джампинг) и много чего еще. Когда в ­ , после того как я выстоял раунд с бойцом муай тай (это местный бокс), ко мне подошли ребята с вытаращенными глазами и вопросом «А сколько вам лет?» — это было лучшим комплиментом. Между прочим, почти за все спасибо советскому детству: тогда среди мальчишек считалось неприличным не заниматься спортом. И я занимался — академической греблей, самбо, боксом, подводным плаванием.

— Можете сказать, сколько профессий вы примерили на себя в путешествиях? И была ли такая, к которой хочется вернуться?

— Стран вышло точно больше ста, а вот профессии никогда не считал. Да ведь это и не было целью, а только способом рассказать о людях и о стране. И, кстати, не получалось у меня что-то сделать чаще,

чем наоборот. Как шутит Алексей Лебедев, бессменный оператор программы, «мы с Кожуховым столько всего по всему миру переломали». Это правда. Но люди не обижались и редко отказывались помогать. Обычно человеку приятно, когда кто-то приехавший издалека интересуется делом его жизни. А вот насчет «вернуться к профессии»… После странствий осталась мечта: поставить дома гончарный круг. Есть какое-то ощущение волшебства, когда кусок глины в твоих руках начинает обретать форму. Чувствуешь себя немого создателем.

— Сына мужчины хотят подсознательно. А дочка вызывает страх: что с этим существом делать?! Только потом понимаешь: общение с дочерью — одно из сильнейших эмоциональных переживаний, доступных мужчине. С дочерью Марией. Фото: Арсен Меметов

— А что-нибудь, как говорится, «на память» у вас после всех путешествий осталось? Например, шрамы?

— Я не собиратель несчастий, но шрамы есть. После того как, например, повторил элемент паркура в Латвии и сильно рассек ногу. И неприятный сувенир на память об Эфиопии — последствия рожистого воспаления ноги. Там вообще цирк был: последние дни в Аддис-Абебе я ночевал под капельницей в реанимации русского госпиталя Красного Креста, а утром, пересиливая боль, снимал программу… А Куско, это в Перу, совсем не помню: сутки провалялся в бреду с высокой температурой.

— Какую из телепрограмм про путешествия вам самому интересно смотреть? Сейчас, например, популярна программа «Орел и Решка»…

— Всегда смотрел с чувством черной зависти программы Стива Ирвина, австралийского охотника за крокодилами, погибшего несколько лет назад от удара ската. Он был очень крутой! Круче меня. А на все остальное смотрю со снисходительным любопытством — звучит не слишком нахально? Из наших — уважительно отношусь к Дмитрию Крылову и его «Непутевым заметкам»: он нашел

уникальную ироничную интонацию. Симпатичен странствующий фотограф канала Моя Планета Марк Подрабинек. У него замечательное качество: не кокетничает с камерой и зрителями. А вот «Орел и Решка», на мой вкус, откровенная попса. «Вау, как круто, здесь золотая кровать!» — и это все, что ты можешь мне сказать, барышня? Ты за этим на экране?! Проблема в отсутствии мысли и личности в кадре, в неискренности эмоций. Мысль, информация, эмоции — что-нибудь одно из этой триады должно быть на экране настоящим.

— Вас постоянно тянет в дорогу. Недавно, я знаю, вернулись из арктического похода. Двадцать дней шли по Северному морскому пути на исследовательском судне «Профессор Молчанов», снимали документальный фильм. Как там пришлось?

— Там пришлось по-разному: в Карском море нас застигли шторма, прихватила морская болезнь. Трое суток вповалку лежали почти все, включая меня. И еще на меня с аппетитом посматривал белый мишка на месте последней зимовки Виллема Баренца на Новой Земле. Белый медведь, в отличие от бурого, не убегает от человека, а всегда нападает: мы для него — еда. Но на этот раз обошлось: видно, полярный тезка решил найти на обед что-нибудь повкуснее.

— Я уже сложил с себя должность адмирала — так традиционно называется руководитель группы на спортивном сплаве. Теперь у нас адмирал — Макар, а я адмирал-наставник. С сыном Макаром. Фото: Из личного архива Михаила Кожухова

— Год назад вы открыли «Клуб путешествий Михаила Кожухова», в котором обещаете на­учить «путешествовать правильно». А что это значит?

— Тут вот в чем дело: почему у нас свадьбы, как правило, скучные? Люди заранее знают: сейчас сядем за стол, будем есть-выпивать и «Горько!» кричать. Так же и с отпуском: его, как свадьбу, придумывать надо! Многие ждут каникул весь год как праздника, а правильно путешествовать не умеют. Зато, встречая меня на улице, говорят одну и ту же фразу: «Ой, Михаил, какой же вы счастливый, все повидали!» Вот я и решил: счастьем делиться надо. Знак, что путешествие прошло правильно, — это когда ты возвращаешься домой с новым опытом, пусть даже он тебе никогда не пригодится — типа умения варить жевательную резинку вместе с индейцами майя. Когда приезжаешь с коллекцией новых друзей, даже если никогда больше их не увидишь. У меня в Новой Зеландии, например, есть товарищ — шаман Джейсон из племени маори. Мы виделись всего дважды, но мне приятно знать, что где-то далеко живет этот светлый человек, учивший меня вызывать духов предков с помощью звуков огромной морской раковины… Не все путешествия, которые предлагает «Клуб имени меня» (это шутка!), проложены по следам моих программ, но я в любом случае конечная инстанция, которая утверждает маршрут. А дальше дело твое: хочешь — поезжай с друзьями или семьей, хочешь — присоединяйся к группе. В некоторых из них предводительствуют мои друзья, известные

по телеэкрану. Михаил Шац в ноябре повезет людей в Аргентину. Ему, знатоку и фанату футбола, давно хотелось там побывать. Сергей Цигаль отправится с группой в Камбоджу, где до этого не был. Все, кого я приглашаю, — личности, за спиной у которых не только известность, но и жизненный опыт. И в компании с ними узнавать мир, конечно, интереснее. Для Тани Лазаревой готова особая семейная программа: она, мама троих детей, поедет с другими родителями и детьми в Испанию. Таня Испанию любит, знает, но была, конечно же, там не везде.

— Я посмотрела маршруты, которые предлагает ваш «Клуб путешествий», и мне сразу же захотелось проехать по всем. Особое умиление вызвала фотография французских осликов, которые носят штанишки. Зачем их надевают?

— Давным-давно в Приморской Шаранте (один из департаментов Франции, на берегу Атлантического океана. — Прим. «ТН») была традиция: чтобы животным не досаждали всякие насекомые, их одевали в полосатые штаны. Это европейское восприятие природы, и осликов в том числе. Они там очень трогательные, необычные, похожие на игрушечных. Просто хочется взять на руки и приласкать. Мне не повезло. Осликов я видел, но они как раз были без штанишек. Очень расстроился. Кстати, там же находится замок маркиза Караваса. Да-да, именно Каравас, а не Карабас. Он познакомился с Шарлем Перро в и, видно, так красочно описал свое жилище, что вместе с ним попал в сказку. Это крошечный замок, где за вполне вменяемые деньги можно остаться на ночь.

— В замке сказочного Людоеда?!

— Да. Причем обслуживающий персонал на ночь уходит, и ты остаешься полноценным хозяином. Один на один с привидениями и людоедами.

— А куда интересно повезти группу самому?

— Туда, где еще не бывал. Мечтаю съездить, например, в Парагвай, куда в начале прошлого века эмигрировал цвет инженерного корпуса русской армии, — там стоят памятники русским генералам. Еще думаю махнуть в Эстонию на католическое Рождество. Люб­лю Таллин.

В любом случае ходить по проторенным дорожкам мне не нравится.

— Но вы признавались, что в мире есть место, куда вы постоянно мечтаете вернуться — на палубу парусного корабля. А началось все после того, как вы сняли документальный фильм «Нева» и «Надежда». Первое русское плавание кругом света». Что в этом парусном мире схватило вас за живое?

— Это как женщина вряд ли сможет объяснить, что заставляет ее залипать у витрины с украшениями, даже если она не собирается ничего покупать. Она делает это инстинктивно. Такое же подсознательное, только мужское, как выяснилось, жило во мне: будь у меня несколько жизней, одну из них прожил бы моряком. Правда, манит меня не любая палуба, а лишь учебного парусника «Крузенштерн». Это особая территория неправильных, с точки зрения большинства, людей. У них маленькие зарплаты и большая ответственность за сотню 17-летних «капитанов» — будущих, правда. Поэтому в экипаже остаются люди, которым по душе эта тяжкая соленая работа. Кстати, не исключено, что весной я вернусь на барк уже с теми, кого тоже поманят паруса «Крузенштерна».

С женой Еленой (середина 2000-х). Фото: Из личного архива Михаила Кожухова

— Давно хотела узнать: а есть ли в меню на судах какие-то традиционные блюда?

— Есть святая традиция русского флота: четырехразовое питание. Я как-то спросил капитана

«Крузенштерна»: «Зачем вставать так рано — в семь утра?» А тот в ответ пошутил: если просыпаться позже, то слишком короткие получаются промежутки между приемами пищи… Я тут с удивлением узнал, что наши санитарные власти запретили готовить на судах традиционные макароны по-флотски. Это блюдо было признано скоропортящимся — стало быть, нежелательным. Вообще, хорошая еда — очень важный элемент корабельного быта, такой же, как надежный канат. Ведь это еще и одно из немногих развлечений у людей в море.

— В следующий раз куда вы собираетесь повезти своих туристов?

— На праздник вина в Грузию. Поездка начнется с того, что мы пойдем в дом, где жили Софико Чиаурели и Котэ Махарадзе. И туда придут их дети. Они не зарабатывают на экскурсиях по этому дому, а придут потому, что я их попросил. И все вместе мы вспомним эту замечательную пару. Кроме всего прочего, на празднике вина в Кахетии я тоже буду впервые.

— Что вас связывало с Софико и Котэ?

— Я дружил с ними, бывал у них в гостях. Одним из первых опубликованных мной материалов в газете было интервью с Котэ Махарадзе. Мне даже жаль, что он запомнился большинству как футбольный комментатор: он был энциклопедически образованным человеком, переводил на грузинский Маяковского, вел первый репортаж в истории грузинского телевидения, а себя считал прежде всего актером. При этом был добрейшим человеком, совершенно не приспособленным к быту. А «воздушная» Софико, наоборот, — очень деловой и практичной. У меня перед глазами картинка: под , в сарайчике, который гордо именовался дачей, Котэ мечтательно рассуждает о философских материях, а Софико с молотком в руках пытается придать жилищу пристойный вид. В последние годы у них был большой дом с театром. На стенах висели портреты мамы Софико — актрисы Верико Анджапаридзе, которую иначе как великой в Грузии не называют. Мне хочется туда вернуться. Знакомством с ними я, конечно, обязан своей маме. Она была театральным критиком, и у нас бывали многие известные люди — актеры, режиссеры, писатели, имена которых можно найти во всех энциклопедиях по культуре. А детство мое прошло в Подмосковье, в доме бабушки и деда — людей, как говорится, простых, крестьянского происхождения. Там не было ни воды — ее надо было носить из колодца, ни газа — нужно было пилить и колоть дрова. Вот в этих двух непересекающихся мирах я и вырос. В обоих чувствую себя своим, хотя в полной мере не принадлежу ни к тому, ни к другому.

— По бабушкиному «деревенскому» рецепту вы готовите свое фирменное блюдо — тушеную свеклу. Что это за рецепт такой особенный?

— Там сложность не в рецептуре, а в технологии. При том что я ее значительно модифицировал. По сути это тертая свекла, тушенная с жареным луком, томатной пастой, кетчупом, аджикой и специями. Я обязательно кладу хмели-сунели и любые итальянские или ближневосточные специи, которые попадутся под руку. Потом — немного лимонного сока или уксуса. Самое главное — вовремя снять с огня. Свекла не должна превратиться в кашу, остаться немного хрустящей, но при этом и не быть сырой. Получается очень яркая закуска.

— Сами вы часто выходите на кухню?

— Частенько, хотя моя жена гениально готовит. Но я живу за городом, и если летом легко нахожу себе занятие во дворе, то осенью и зимой с радостью встаю к плите. Сварить какой-нибудь супчик, сделать мясо, пожарить рыбу — для меня удовольствие.

— Какие-то блюда или способы приготовления, попробованные в путешествиях, вошли в ваш обиход?

— Пока в наших магазинах не появился хумус, делал его сам — научился в Ливане, даже привез необходимую для этого пасту из кунжутных орехов. А на Филиппинах увидел, как чешую с рыбы счищают не ножом, а столовой ложкой. Попробовал, и оказалось действительно удобно. Окуня, конечно, ложкой не обдерешь. Но некоторые виды речной рыбы отлично чистятся.

— А ваш любимый напиток — кофе — в каких странах больше всего понравился?

— Есть страны, где катастрофически не умеют готовить кофе. Одна из них, как ни странно, Колумбия, которая занимает первое место в мире по экспорту зерен. То же можно сказать о Никарагуа. Они экспортируют кофе, но сами его практически не пьют, нет традиции. Варят какую-то бурду.

А лучшая, на мой вкус, кофейная страна — , где кофе никогда не рос и расти не будет. Как итальянцы смогли преуспеть в этом деле, почувствовать напиток — загадка.

— Я вообще ужасный, страшный и так далее. Меня все побаиваются — от собаки до собственного папы. Даже он иногда не заводит со мной разговоры на некоторые темы, понимая, что лучше не связываться. На палубе учебного парусника «Крузенштерн». Фото: Из личного архива Михаила Кожухова

— В свое время вы начинали формулировать «законы Кожухова». Один звучал так: «В мире с каждым годом все больше хорошеньких барышень, которые все меньше и меньше обращают на тебя внимание». Второй: «Человек начинает жить и мечтает об устройстве мира, а заканчивает мечтой об устройстве своих 12 соток». Коллекция ваших умозаключений пополнилась?

— Недавно пришло на ум: «Стюардесса — собирательный образ идеальной жены. Всегда ухожена, улыбается и появляется только для того, чтобы принести еду или выпивку. А если захочешь, с ней можно и поговорить».

— Представляете, вот вы вывели эту формулу, а в какой-нибудь школе стюардесс нечто подобное, написанное крупными буквами, висит на стене — как когда-то у нас в школах «Учиться, учиться и еще раз учиться»?

— Ничего страшного. Человек на протяжении своей жизни делает массу банальных открытий. Так и в путешествиях: в мире все уже открыто другими. Но ты едешь и открываешь для себя Америку. Ты сам себе Колумб. В этом и есть смысл путешествий.

— По поводу устройства «своих 12 соток»… Что растет у вас рядом с домом?

— В этом году меня миновала «весенняя чума» — ничего не посадил. Обычно же каждый год закапываю какое-то количество денег, пытаясь вырастить можжевельники. Уже догадываюсь, что им там не нравится — не приживаются! Но вместо того, чтобы посадить что-то еще, я тупо и решительно настаиваю на своем. А вот яблони растут. В урожайный год даже варенье делаю. Еще малина есть, цветочки-розочки, но это епархия жены.

— Ваш щенок цветочки не выкапывает?

— Собака по имени Тиберий растет не по дням, а по часам и, конечно, не без ущерба для домашнего хозяйства. Сожрал, негодяй, элементы автоматического полива. Но от этого никуда не деться: иначе друга не вырастишь. Порода — кане-корсо — считается грозной, но пока он котенок котенком, никаких охранных качеств не демонстрирует. Ну и хорошо, пусть будет доб­рым.

— В загородном доме всегда возникает необходимость в каких-нибудь доделках, переделках, достройках. Какие планы у вас?

— Достраивать-переделывать что-нибудь приходится постоянно, но мне это в радость. Когда 15 лет назад я переехал в большой, еще не отделанный дом, надо было закончить его быстрее и желательно подешевле. Потом же стал замечать, что та или иная часть жилища не соответствует моим представлениям о прекрасном. Например, прихожая напоминала раздевалку в каком-нибудь бамовском поселке, и недавно я привел ее в человеческий вид. Но, надо сказать, мои материальные потребности довольно скромны, желания произвести впечатление у меня не возникает. Меня как-то дочка спросила: «Есть ли термин для определения стиля в одежде, которую ты носишь?» Я ответил, что этот стиль называется фермер-пижон. И так во всем. Я даже с уверенностью не могу определить стиль моего дома: это уже не дача, но еще и не коттедж.

— Я не отказался бы понянчиться с внуками. Правда, не знаю, надолго ли меня хватит. С щенком Тиберием. Фото: Арсен Меметов

— В чем разница в ощущениях — быть папой мальчика и папой девочки?

— Сына мужчины хотят подсознательно. Им понятна модель воспитания, в ней главное — надежда воспроизвести себя самого, но в улучшенном варианте. А дочка вызывает страх: что с этим существом делать?! Только потом понимаешь: общение с дочерью — одно из сильнейших эмоциональных переживаний, доступных мужчине.

— То есть дочь строгого слова не слышит?

— Да от меня все слышат. Я вообще ужасный, страшный и так далее. Меня все побаиваются — от собаки до собственного папы. Даже он иногда не заводит со мной разговоры на некоторые темы, понимая, что лучше не связываться.

— Как же быть будущему зятю?! Ведь выбор дочери может не соответствовать вашим представлениям о том, какой партии она достойна.

— Я буду вынужден смириться. Родителям вообще нелишне готовить себя к тому, что я называю «вторичным перерезанием пуповины». Наступает момент, когда ты понимаешь: твой ребенок стал самостоятельной единицей — пора оставить попытки держать его за руку.

— А у вас был момент, когда стало понятно, что дети выросли?

— Особенно ярко я это почувствовал с Макаром. Мы с ним каждое лето сплавляемся по горным рекам. Принцип же в горах и тайге такой: чем больше сделаешь ты, тем меньше останется товарищу. Страховочные работы на порогах, установка лагеря, вообще все жизнеобеспечение группы требует огромных усилий. И однажды я обнаружил, что сын «пашет» больше всех. Мне это очень понравилось. Стало понятно, что в походе он умеет делать все, что умею я. И тогда я сложил с себя должность адмирала — так традиционно называется руководитель группы на спортивном сплаве. Теперь у нас адмирал он, а я адмирал-наставник. Это, кстати, традиция, реально существующая на флоте.

— А дедушкой готовы стать?

— Пожалуй, не отказался бы понянчиться с внуками. Правда, не знаю, надолго ли меня хватит. С другой стороны, морально еще не готов перейти в категорию дедушек.

— О пенсии думаете?

— Во мне, как положено российскому человеку, иногда просыпается Манилов: «А вот хорошо бы когда-нибудь…» Научиться рисовать или купить себе тот же гончарный круг. Или освоить самогонный аппарат… Но все это требует времени и неспешности и находится еще в совсем дальних планах.

Семья: жена — Елена Кожухова, актриса; сыновья — Макар (28 лет), Андрей (23 года); дочь — Мария (21 год)

Образование: в 1979 году окончил МГПИИЯ им. Мориса Тореза (испанское отделение переводческого факультета)

Карьера: был собкором «Комсомольской правды» в Афганистане, собкором газеты «Известия» в Южной Америке, ведущим программ «Международная панорама» (1 канал Останкино), «Сделай шаг» (ТВ-6), «В поисках приключений» (Россия) и др. С ноября 1999 по январь 2000 года — пресс-секретарь председателя Правительства РФ Владимира Путина. С 2010 года ведет программу «Далеко и еще дальше с Михаилом Кожуховым» (ТВ3). Автор фильмов «Северный маршрут», «Время «Ч» для страны «А» и др. Продюсер и генеральный директор телекомпании «Контраст», директор турагентства «Клуб путешествий Михаила Кожухова». Автор книги «Над Кабулом чужие звезды». Награжден орденом Красной Звезды за репортажи из Афганистана, лауреат премии ТЭФИ за программу «В поисках приключений»