Александр Твардовский

ДОМ У ДОРОГИ

Я начал песню в трудный год,
Когда зимой студеной
Война стояла у ворот
Столицы осажденной.

Но я с тобою был, солдат,
С тобою неизменно -
До той и с той зимы подряд
В одной страде военной.

Твоей судьбой я только жил
И пел ее доныне,
А эту песню отложил,
Прервав на половине.

И как вернуться ты не мог
С войны к жене-солдатке,
Так я не мог
Весь этот срок
Вернуться к той тетрадке.

Но как ты помнил на войне
О том, что сердцу мило,
Так песня, начавшись во мне,
Жила, кипела, ныла.

А я ее в себе берег,
Про будущее прочил,
И боль и радость этих строк
Меж строк скрывая прочих.

Я нес ее и вез с собой
От стен родной столицы -
Вслед за тобой,
Вслед за тобой -
До самой заграницы.

От рубежа до рубежа -
На каждом новом месте
Ждала с надеждою душа
Какой-то встречи, вести…

И где бы ни переступал
Каких домов пороги,
Я никогда не забывал
О доме у дороги,

О доме горестном, тобой
Покинутом когда-то.
И вот в пути, в стране чужой
Я встретил дом солдата.

Тот дом без крыши, без угла,
Согретый по-жилому,
Твоя хозяйка берегла
За тыщи верст от дому.

Она тянула кое-как
Вдоль колеи шоссейной -
С меньшим, уснувшим на руках,
И всей гурьбой семейной.

Кипели реки подо льдом,
Ручьи взбивали пену,
Была весна, и шел твой дом
На родину из плена.

Он шел в Смоленщину назад,
Что так была далече…
И каждый наш солдатский взгляд
Теплел при этой встрече.

И как там было не махнуть
Рукой: «Бывайте живы!»,
Не обернуться, не вздохнуть
О многом, друг служивый.

О том хотя бы, что не все
Из тех, что дом теряли,
На фронтовом своем шоссе
Его и повстречали.

Ты сам, шагая в той стране
С надеждой и тревогой,
Его не встретил на войне, -
Другою шел дорогой.

Но дом твой в сборе, налицо.
К нему воздвигнуть стены,
Приставить сени и крыльцо -
И будет дом отменный.

С охотой руки приложить -
И сад, как прежде, дому
Заглянет в окна.
Жить да жить,
Ах, жить да жить живому!

А мне бы петь о жизни той,
О том, как пахнет снова
На стройке стружкой золотой,
Живой смолой сосновой.

Как, огласив войне конец
И долголетье миру,
Явился беженец-скворец
На новую квартиру.

Как жадно в рост идет трава
Густая на могилах.
Трава – права,
И жизнь жива,
Но я про то хочу сперва,
Про что забыть не в силах.

Так память горя велика,
Глухая память боли.
Она не стишится, пока
Не выскажется вволю.

И в самый полдень торжества,
На праздник возрожденья
Она приходит, как вдова
Бойца, что пал в сраженье.

Как мать, что сына день за днем
Ждала с войны напрасно,
И позабыть еще о нем,
И не скорбеть всечасно
Не властна.

Пусть меня простят,
Что снова я до срока
Вернусь, товарищи, назад,
К той памяти жестокой.

В тот самый час воскресным днем,
По праздничному делу,
В саду косил ты под окном
Траву с росою белой.

Трава была травы добрей -
Горошек, клевер дикий,
Густой метелкою пырей
И листья земляники.

И ты косил ее, сопя,
Кряхтя, вздыхая сладко.
И сам подслушивал себя,
Когда звенел лопаткой:

Коси, коса,
Пока роса,
Роса долой -
И мы домой.

Таков завет и звук таков,
И по косе вдоль жала,
Смывая мелочь лепестков,
Роса ручьем бежала.

Покос высокий, как постель,
Ложился, взбитый пышно,
И непросохший сонный шмель
В покосе пел чуть слышно.

И с мягким махом тяжело
Косье в руках скрипело.
И солнце жгло,
И дело шло,
И все, казалось, пело:

Коси, коса,
Пока роса,
Роса долой -
И мы домой.

И палисадник под окном,
И сад, и лук на грядах -
Все это вместе было дом,
Жилье, уют, порядок.

Не тот порядок и уют,
Что, никому не веря,
Воды напиться подают,
Держась за клямку двери.

А тот порядок и уют,
Что всякому с любовью
Как будто чарку подают
На доброе здоровье.

Помытый пол блестит в дому
Опрятностью такою,
Что просто радость по нему
Ступить босой ногою.

И хорошо за стол свой сесть
В кругу родном и тесном,
И, отдыхая, хлеб свой есть,
И день хвалить чудесный.

Тот вправду день из лучших дней,
Когда нам вдруг с чего-то -
Еда вкусней,
Жена милей
И веселей работа.

Коси, коса,
Пока роса,
Роса долой -
И мы домой.

Дом у дороги. Поэму «Дом у дороги» А.Т.Твардовский начал писать в 1942 году, вернулся к ней снова и закончил в 1946 году. Это поэма о судьбе крестьянской семьи, маленькой, скромной частицы народа, на которую обрушились все напасти и горести войны. Отбившись от своих, Андрей Сивцов оказался во вра­жеском тылу, возле собственного дома, испытывая уста­лость от перенесенных лишений. Тем дороже его решение все же продолжать путь к фронту, «никем не писанный маршрут распознавать на звездах». В очерке «В родных местах» (1946), рассказывая, как его односельчанин, подобно Андрею Сивцову, строил дом на пепелище, Твардовский писал: «Мне все более естест­венным казалось определить возведение этого незатейли­вого избяного сруба как некий подвиг. Подвиг простого труженика, хлебороба и семьянина, пролившего кровь на войне за родную землю и теперь на ней, разоренной и приунывшей за годы его отсутствия, начинающего заводить жизнь сначала...». «Я начал песню в трудный год, Когда зимой студёной Война стояла у ворот Столицы осаждённой. Но я с тобою был, солдат, С тобою неизменно - До той и с той зимы подряд В одной страде военной. Твоей судьбой я только жил И пел её доныне, А эту песню отложил, Прервав на половине. И как вернуться ты не мог С войны к жене–солдатке, Так я не мог Весь этот срок Вернуться к той тетрадке. «.

Размеры: 720 х 540 пикселей, формат: .jpg. Чтобы бесплатно скачать слайд для использования на уроке, щёлкните на изображении правой кнопкой мышки и нажмите «Сохранить изображение как...». Скачать всю презентацию «Александр трифонович твардовский.pptx» можно в zip-архиве размером 2416 КБ.

Твардовский

«Твардовский По праву памяти» - Незаконно раскулаченная семья Твардовских была сослана в Сибирь. В третьей главе поэмы Твардовский утверждает право человека на память. Мы не вправе забывать ничего. При жизни автора произведение не будет издано. Понять, в чем была вина репрессированных народов. Главный редактор журнала «Новый мир».

«Стихи и поэмы Твардовского» - В поступках и действиях Василия Теркина проступает нравственный облик воюющего народа. Учился в сельской школе, затем в Смоленском педагогическом институте. (1910 - 1971). Поэт переводил стихи с белорусского, украинского и других языков. Твардовский Александр Трифонович - поэт, общественный деятель.

«Годы жизни Твардовского» - 2. Сын за отца не отвечает. 3. О памяти. 1. Перед отлетом. Твардовский Александр Трифонович. Советский писатель и поэт. Мать Твардовского, Мария Митрофановна, действительно происходила из однодворцев. Главный редактор журнала «Новый мир». Член ВКП с 1940 года. Исаковский встретил поэта приветливо, став другом и наставником молодого Твардовского.

«Поэт Твардовский» - Первая проба пера. Твардовский - народный поэт. Страницы жизни и творчества. А.Т.Твардовский Страницы жизни и творчества. Одет был Саша в куртку, сшитую из овчины. Самая знаменитая поэма - созданная во время войны поэма "Василий Теркин. Здесь суровая правда о войне представлена глазами простого солдата.

«Литература Твардовский» - Годы начавшейся вскоре коллективизации А. Твардовский называл в «Автобиографии» самыми значительными в своей жизни. Александр Трифонович Твардовский родился 21 июня 1910 года на одном из хуторов небогатой Смоленщины в многодетной семье сельского кузнеца. Со второй половины 40-х годов А. Т. Твардовский входит в число высших руководителей Союза советских писателей, в 1950-м получает назначение на пост главного редактора журнала «Новый мир».

Изображение войны через судьбу простого человека будет характерно и для поэмы А. Твардовского «Дом у дороги» (1946). Но акцент в этом произведении будет сделан на другом. «Ва­силий Теркин» – поэма эпическая, здесь показан человек сражающийся, человек на фронте. В «Доме у дороги» эпичес­кое по характеру своему событие раскрыто приемами лири­ческими. Дом и дорога, семья и война, человек и история – на пересечении этих мотивов построено произведение А. Твардовского. В нем прозвучала та же горькая, трагическая мелодия, что и в стихотворении старшего земляка поэта Ми­хаила Исаковского «Враги сожгли родную хату». Время, когда были созданы эти произведения, оказалось совсем не благо­приятным для размышлений о цене нашей победы, о горе солдат-освободителей, вернувшихся домой и нашедших лишь «травой заросший бугорок». Шла вторая половина 40-х годов, период партийных постановлений о журналах «Звезда» и «Ле­нинград», время очередного «закручивания» идеологических «гаек», ужесточения цензуры. Как и стихотворение Исаковс­кого, поэма Твардовского «Дом у дороги», а затем и его за­писки «Родина и чужбина» вызвали критику в печати за пес­симизм и «упаднические настроения», которые, по мнению официальной пропаганды, не должны были быть свойствен­ны победителям.

В поэме «Дом у дороги» действительно нет героического па­фоса, если понимать под таковым плакатность и романтически возвышенную тональность изображения войны. Но здесь есть героизм истинный, негромкий. Героизм крестьян, вынужденно прервавших свой мирный труд и так же естественно, как паха­ли и косили всем миром, всем миром ушедших воевать с вра­гом (начальные сцены поэмы). Героизм женщин, оставшихся в тылу со стариками и детьми и не прервавших своей трудовой захты. Героизм тех, кого долгие годы считали предателями, кто был угнан фашистами в неволю, но не сдался, не пал духом, как смогла выстоять Анна Сивцова. Героизм солдата Андрея Сивцова, вернувшегося с войны победителем и нашедшего в себе силы начать жизнь заново.

Андрей Сивцов начал жизнь так, как ее всегда начинал рус­ский человек, – с постройки хаты, сожженной войной… Насто­ящая правда заключена и в открытом финале произведения, которое автор не завершил счастливой развязкой. Здесь звучит лишь мелодия надежды, как и в строчке, ставшей лейтмотивом поэмы: «Коси, коса, Пока роса»… Ребенок, рожденный жен­щиной, и дом, который строит мужчина, – это и есть олицет­ворение надежды на продолжение жизни, трагически изуродо­ванной, но не уничтоженной войной.

Война – жесточе нету слова.

Война – печальней нету слова.

Война – святее нету слова В тоске и славе этих лет.

И на устах у нас иного Еще не может быть и нет.

Эти строки написаны А. Твардовским в 1944 г., когда в огне боев было еще «не время вспоминать». Но «в тот день, когда окончилась война» «и кроясь дымкой, он уходит вдаль, Запол­ненный товарищами берег», наступило время памяти, подведе­ния итогов, размышления о павших и живых. В поэзии А. Твар­довского зазвучали интонации реквиема. Отныне тема войны, соединившись с чувством вины и нравственного долга перед погибшими («Я ваш, друзья, – и я у вас в долгу»), стала «жес­токой памятью». Одно из первых стихотворений, открывающих эту тему в творчестве А. Твардовского и в послевоенной литера­туре в целом, написано от лица павшего воина:

Я убит подо Ржевом,

В безымянном болоте,

В пятой роте, на левом,

При жестоком налете.

Отрывистые, почти протокольные строки, открывающие стихотворение, подчеркивают безысходность смерти.

От плана частного, конкретного, к обобщенно-философс­кому движется мысль автора. Солдат подчеркнуто безымянен, он один из миллионов, что легли в землю без могил, стали ее частью, перешли в жизнь тех, кто выжил, кто родился потом («я – где корни слепые», «я – где крик петушиный», «я – где ваши машины»). Это стихотворение – обращение к «товари­щам верным», «братьям» с единственным завещанием – жить достойно.

Мотив единства живых и мертвых, «связи обоюдной», род­ства, ответственности «за все на свете» станет лейтмотивом послевоенного творчества А. Твардовского.

Остались там, и не о том же речь,

Что я их мог, но не сумел сберечь, –

Речь не о том, но все же, все же, все же…

Мотив «жестокой памяти» получит распространение не толь­ко в произведениях А. Твардовского о войне. Пронзительно, на пределе искренности он зазвучит в размышлениях поэта «о вре­мени и о себе», о своем поколении, о своей собственной судьбе.

Я жил, я был – за все на свете

Я отвечаю головой.

Эти слова А. Твардовского определяют пафос его послевоен­ного творчества, становясь не только символом неразрывной связи человека с судьбой страны, с веком, но и выражая, как писал Пушкин, «самостоянье человека – залог величия его».

Здесь искали:

• дом у дороги краткое содержание
• твардовский дом у дороги краткое содержание
• дом у дороги твардовский краткое содержание

Как писал С. Маршак, «поэма могла родиться только в годы великого народного бедствия, обнажившего жизнь до самого основания». Защита, утверждение этого основания, самого «изначального» (Ю. Буртин) в человеческой жизни составляет пафос поэмы. С главной темой сочетается вторая - памяти, преемственности личности и общности людей; здесь это и память горя войны, и память силы любви и дома, освещающей, преодолевающей силу горя в любом горе, в самой страшной дороге, переправе,- силы исконного человеческого, народного. А тема дороги здесь выступает также с двух сторон - как исходная, своя родная дорога, у своего дома, так и дорога, навязанная войной и нелюдьми - от своего к чужому и назад к своему. «Памятью горя», «глухой памятью боли», перекликнется с последними главами «Василия Теркина» и с лирикой Твардовского последних лет войны. Но «глухая намять боли» заново заостряет ясную память семьи, как счастья, как любви, как задушевного и коренного начала и любого отдельного дома и всей жизни на земле.

Центром семьи, как всегда у Твардовского, является мать. «Дом у дороги» - не только лирическая хроника, по и лирический гимн прежде всего материнской любви, по всей ее полноте, конкретной силе. И женщине-крестьянке, как прежде всего женщине-матери. Но вместе с тем и женщине - хозяйке дома, труженице. И женщине-жене, другу труженика-хозяина, а затем воина, защищающего дом и семью всего народа. Любовь жены и матери - это та же деловитая, деятельная любовь, приметы которой мы видели и в лирике Твардовского 30-х годов, но здесь это уже не только лирический, но и лирико-эпический мир. Этот мир - дом, труд. «Коей, коса, пока роса». Дом и в самом узком, тесном, личном, усадебном смысле. «И палисадник под окном. // И сад, и лук на грядках - // Все это вместе было дом, // Жилье, уют, порядок». Три основные приметы, три качества, вместе с тем трудом, той косьбой на лугу около своего дома. Но это личное начало, даже, я бы сказал (как это теперь ретроспективно видно), начало той некой личной собственности, с которой были связаны и деревенские корни молодого Твардовского, это личное начало дома противопоставлено замкнутому, собственническому дому, где, «никому не веря, // Воды напиться подают, // Держась за лямку двери». Нет, это дом человека, включенного в новый тип более широкой человеческой общности, хотя вместе с тем и традиционного гостеприимства, артельности. Это «тот порядок и уют, // Что всякому с любовью, // Как будто чарку подают // На доброе здоровье». Две характерные для Твардовского системы поведенческих деталей, играющих роль и прямого изображения этого неповторимого дома у дороги и даже метафорической, метонимической конкретности, даже символа Дома у Дороги в новом, расширительном и общем для всей поэзии Твардовского смысле! Характерны и дополнительные конкретные признаки дома и его хозяйки - хорошо «помытый пол», особая деловитая и, как выразился Твардовский, «опрятность тревожная» - чисто крестьянская черта. «И весь она держала дом // В опрятности тревожной, // Считая, может, что на том // Любовь вовек надежней». Надежность любви связана с домовитостью, трудовой деловитостью и особой заботливостью.

Центр поэмы-именно эта женщина-крестьянка, домовитая, преданная, деловая и сердечная. Но еще В. Александров отметил, что в поэме звучит не один голос, а чередование голосов - автора, жены солдата, ребенка солдата, самого солдата, и в каждом голосе раскрывается характер живого действующего лица. Высказывалась и другая точка зрения (Ю. Буртина), что «в отличие от «Василия Теркина» - здесь не характеры, а «судьбы». Да, здесь у каждого человека, как отдельного персонажа, есть более законченная (хотя тоже не вполне законченная), отдельная судьба, но судьба характера, так же как и в той поэме характеры имеют судьбы, хотя и с несколько более широкими и подвижными границами.

Вообще в поэзии Твардовского характеры и судьбы всегда неотделимы. И по существу их соотношения в обеих поэмах сходны: только в «Доме у дороги» больше акцентировано домашнее лирическое начало характеров, и они сосредоточены на двух-трех основных мотивах, голосах. Наиболее разработан центральный образ Анны Сивцовой, в ее трех главных ипостасях, лицах-ликах: матери, жены, домохозяйки-крестьянки. И этот ее основной пафос не просто назван и судьбой обозначен, но и намечен несколькими краткими дополнительными штрихами характера, поведения, высказывания. Она и «в речах остра», и «в делах быстра». И подвижна, как «змейка». А в беде - спокойно-мужественна, вынослива, терпелива, с мужем и с детьми предельно участлива, понятлива, заботлива. Это особый, хотя вместе с тем идеально обобщенный тип русской крестьянки, продолжающий галерею женщин-крестьянок лирики и прозы 30-х годов, но более развернутый и напряженно-эмоциональный, в гораздо более напряженной исторической ситуации и в своей личной и общенародной жизни. И более активно выступает и голос самого автора. А в условно-символическом голосе ребенка в поэме подчеркнут голос самого начала жизни, права жизни жить, и эта условная «речь» по-новому контрастирует с конкретными чертами окружающих событий, поведения людей. Лирическое начало приобретает эпическое и трагическое содержание, ибо семья и семейный труд, семейная общность воплощает всемирно-исторические тенденции, традиции, идеалы народной жизни и конкретных русских советских крестьян в конкретных условиях времени. И у себя па Родине, и в плену у врага. И лирический голос семьи естественно сливается с лирическим голосом воюющего солдата, самого автора, их единства - «Не пощади // Врага в бою, // Освободи // Семью свою». Это голос исповеди и вместе с тем ораторский призыв ко всему народу. А лирический диалог матери и ребенка в той же главе VIII , где описывается рождение сына в плену у врага, в чужом доме, как антидоме, превращается в обобщенно-символический диалог двух главных сил жизни в их общей борьбе со смертью, как своеобразная песня жизни, песня дома.

Совмещение эпического, трагедийного и лирического начал, как всегда у Твардовского, выступает и в своей непосредственной бытовой и в психологической конкретности, но здесь в ней подчеркнуто мелодическое, песенное начало. Не только тональностью разных голосов персонажей, но и господствующей тональностью лирического обращения автора к своим героям и к самому себе. Голоса звучат несколько более однородно, чем в военной лирике и в «Василии Теркине». Авторский голос остается спутником и комментатором, вся поэма совмещает в себе и последовательность рассказа-описания, лирической хроники, и непрерывное движущееся настоящее, дневниково-монологового обращения автора. В единой музыкальной организации этих голосов особую роль приобретает ставший знаменитым лейтмотив: «Коси, коса, // Пока роса. // Роса долой, // И мы домой». Лейтмотив сначала появляется как деталь прямого конкретного изображения мирного труда и жизни хозяина дома у дороги. А затем по-вторяется как воспоминание, напоминание, многоповоротная метонимия и метафора - памяти об этом труде, об этой мирной жизни и как деталь-сигнал, воскрешающий утраченное время, цепочку времени памяти, и как новое утверждение силы человеческого постоянства, непреодолимого начала мирной жизни, надежды на будущее, и как более широкий символ труда и утра жизни, всего домашнего и трудового в ней. Ее косы, ее росы, ее дома. Таким образом, лирическая хроника становится не только новой формой лирической поэмы с эпическими элементами, но и новой формой движущегося настоящего, дневникового начала в поэзии Твардовского. Отражения в ней коренных, внутренних, интимных, глубинных ценностей человеческой жизни, выражаясь словами одной из глав «Василия Теркина», - «неприкосновенного запаса» каждого отдельного человека, отдельной семьи и всего лирического начала человеческой жизни. И соответственно поэтика всей поэмы отличается от «Василия Теркина» большей сосредоточенностью изображения этих ценностей и более простыми, экономными средствами, также, однако, объединяющими и прямое, и косвенное, метафорическое воспроизведение. Такая деталь и вместе с тем метафора, как «запахов тоска», - показательный пример и типологических особенностей поэтического языка, мастерства этой поэмы, и того, что роднит это мастерство с остальным творчеством Твардовского.

Хроникальное построение поэмы, подчеркнутое подзаголовком и перекликающееся с названием сборника стихов того времени («фронтовая хроника»), осложнено, как и в других поэмах Твардовского, вставными эпизодами, со своим временем, отчасти параллельным общему ходу времени поэмы (рассказ солдата, отца и мужа, в главе VI ). Кроме того, вставлены диалоги, создающие, как в «Теркине», непосредственные переходы прошедшего в настоящее время. Последняя глава IX отделена от предыдущих резким скачком во времени, завершает все движение поэмы возвратом от войны к миру, от дорог войны и чужого дома к исходным дому и дороге. Но это опять диссимметрическое построение, ибо того дома уже нет, и «присел на камушке солдат у бывшего порога» своего дома, солдат - с больной ногой, прошедший войну и еще не знающий, что же случилось с его женой, семьей. И начинает строить дом сначала. В этой незавершенности завершения поэмы - особый художественный такт, сила. Автор и читатель все-таки знают, что семья выжила, даже появился сын солдата, которого он, видимо, теперь также обретет. Жизнь победила, дом победил, хотя и разрушен. И сливаются память горя, и память семьи, дома, и память самого труда, всей трудовой народной общности, неистребимая, как сама жизнь на земле. Отмечу попутно перекличку мотивов этой главы с «Солдатом-сиротой» «Василия Теркина» и с почти одновременным стихотворением Исаковского «Враги сожгли родную хату». Перекличку - и дополнение.

При всей предельной простоте и отсутствии внешних новаций поэма также является глубоко новаторским произведением. И своим соединением лирического и эпического начал, мотивов мира и войны, семьи во время войны. И очень смелым в своей предельной «естественности сочетанием конкретно-бытовой и условно-символической речи. И дальнейшим развитием интонации Твардовского, совмещающей напевность, разговорность, ораторскую и драматическую речь, личное и коллективное переживание при господстве особой, впервые найденной многоголосой лирической мелодии. Поэма тесно переплетается и с лирикой, и с эпосом Твардовского этих лет, отчасти подготавливает новые черты его лиризма уже 60-х годов, в частности, некоторых разделов цикла «Памяти матери».

Поэму «Дом у дороги» А.Т.Твардовский начал писать в 1942 году, вернулся к ней снова и закончил в 1946 году. Это поэма о судьбе крестьянской семьи, маленькой, скромной частицы народа, на которую обрушились все напасти и горести войны. Отбившись от своих, Андрей Сивцов оказался во вражеском тылу, возле собственного дома, испытывая усталость от перенесенных лишений. Тем дороже его решение все же продолжать путь к фронту, «никем не писанный маршрут распознавать на звездах». Принимая это решение, Сивцов чувствует себя «в долгу» перед погибшим в пути товарищем: И раз он шел, да не дошел, Так я дойти обязан. ... Еще добро бы он живой, А то он - павший воин. Злоключения Сивцова были в ту пору совсем не редкостью. Такой же общей для многих и многих семей 157 оказалась судьба его близких: Анну с детьми угнали в Германию, на чужбину. А впереди еще одна «беда в придачу к бедам»: в неволе, в каторжном лагере у Сивцовых родился сын, казалось бы обреченный на неминуемую гибель.

Мысленный разговор Анны с сыном принадлежит к самым проникновенным страницам, когда-либо написанным Твардовским. С глубокой чуткостью переданы здесь и материнская потребность беседовать с тем, кто еще «нем и глуп», и сомнение в возможности уберечь ребенка, и страстная жажда выжить ради сына. И хотя так обездолена эта новая человеческая жизнь, так еще слаб ее огонек, так мало надежды на встречу с отцом, - жизнь выходит победительницей из неравного поединка с грозящей ей гибелью.

Вернувшийся домой Андрей Сивцов ничего не знает о судьбе своей семьи. преподнесла напоследок еще один горький парадокс - не жена с детьми ждет солдата домой, а он их. Твардовский скуп на прямые похвалы герою, однажды охарактеризовав его как тип «подвижника-бойца, что год за годом кряду войну исполнил до конца». Он совершенно не приукрашивает его, даже в самых драматических ситуациях, например при выходе из окружения: «худой, заросший, словно весь посыпанный золою», утирающий усы «бахромкой рукава» обтрепавшейся в скитаниях шинели.

В очерке «В родных местах» (1946), рассказывая, как его односельчанин, подобно Андрею Сивцову, строил дом на пепелище, Твардовский писал: «Мне все более естественным казалось определить возведение этого незатейливого избяного сруба как некий подвиг. Подвиг простого труженика, хлебороба и семьянина, пролившего кровь на войне за родную землю и теперь на ней, разоренной и приунывшей за годы его отсутствия, начинающего заводить жизнь сначала...»

В поэме автор предоставляет сделать подобный вывод самим читателям, ограничившись лаконичным описанием негромогласного подвига Андрея Сивцова: Погостевал денек-другой. - Ну что ж, на том спасибо. - 158 литература И потянул с больной ногой На старую селибу. Перекурил, шинель долой, Разметил план лопатой. Коль ждать жену с детьми домой, Так надо строить хату.

Дождется ли построенный героем дом своей хозяйки, наполнится ли детскими голосами - неведомо. Судьба Сивцовых - судьба миллионов, и окончание этих драматических историй неодинаково. В одной из своих статей Твардовский заметил, что многие лучшие произведения русской прозы, «возникнув из живой жизни... в своих концовках стремятся как бы сомкнуться с той же действительностью, оставляя читателю широкий простор для мысленного продолжения их, для додумывания, «доисследования» затронутых в них человеческих судеб, идей и вопросов».