Догмат пятидесятников о "рождении свыше" явился реакцией на кальвинистское учение об абсолютном предопределении. Кальвинисты считают, что каждый человек заведомо обречен или предопределен к тому или иному состоянию в вечности. По их мнению, Христос спас не весь мир, а только тех, кто предназначен ко спасению. И что бы с этими изначально предназначенными ко спасению ни произошло, какой бы страшный грех они ни совершили, в конце концов они все-таки будут спасены.

Пятидесятники, напротив, настаивают на том, что Иисус Христос Своею кровью искупил грехи всего человечества. Его искупительная жертва распространяется на всех людей, и чтобы спастись, достаточно покаяться в грехах и лично прийти ко Христу.

Спасение достигается через покаяние. Раскаявшийся - "рожденный свыше", - с их точки зрения, уже спасен. "Рождение свыше" связано с крещением Духом Святым, которому оно предшествует во времени. "Рожденный свыше" сначала очищается от всех грехов, а потом крестится Духом Святые. Чтобы наследовать Духа Божия, пишут богословы пятидесятников, и быть в нем, нужно непременно родиться свыше. Без "рождения свыше" никто не может познать Его, и тем более не может наследовать Его. Самое "рождение свыше" - это не мгновенный акт принятия Духа, как то бывает при крещении Им, а весьма длительный процесс, начинающийся с момента, когда Господь Иисус Христос впервые признается верующим как личный Спаситель. Завершается он принятием водного крещения: "К этому времени все ветхие привычки должны умереть, ибо мы, - говорят пятидесятники, - умерли для греха в водном крещении" (Рим. 6, 1 - 8). Водное крещение не представляет собой Таинства, а, как и у баптистов, есть только обещание Богу доброй совести и свидетельство всех "истинно покаявшихся" и всем сердцем верующих, что Христос есть и Спаситель и Господь.

По его совершении новообращаемый обязан все силы своей души отдавать исполнению заповедей Божиих. До этого же он не может участвовать в акте хлебопреломления, несмотря даже на то, что может быть членом общины.

Чтобы стать членом общины, достаточно покаяться перед единоверцами и публично явить желание отдать свое сердце Господу.

Некоторые толки пятидесятников (субботствующие и немногочисленные другие) учат, что покаяние (присоединение к общине) завершает первую ступень духовного совершенствования. Вторая - это водное крещение, третья - крещение Духом Святым. Таково, вкратце, их учение о трех духовных кризисах (благословениях) в жизни человека. В целом же большинство пятидесятников в нашей стране придерживается теории двух духовных кризисов (благословений) - "рождения свыше" и "крещения Духом Святым".

"Рождение свыше" есть свидетельство, которое будто бы Дух Святой дал каждому пятидесятнику о том, что он спасен и стал сыном Божиим. Трактуется оно как некое внутреннее переживание, своего рода заверение Бога о духовном спасении уверовавшего. Обосновывая понятие "рождение свыше", пятидесятники ссылаются на Евангелие от Иоанна: "Кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царство Божие" (Ин. 3, 5). Правда, некоторые сектанты, например христиане веры евангельской, евангельские христиане в духе Апостолов, христиане евангельской веры (их явное меньшинство), усматривают в этих словах Спасителя указание на необходимость двух видов крещения - водой и Святым Духом.

Другие - слова "от воды" толкуют символически, как духовное рождение через восприятие Слова Божиего. Самое же водное крещение понимается как символ возрождения от греховной смерти, уже совершенное через слово Божие.

При всех различиях буквального понимания этого текста Писания пятидесятники единодушны в мистическом истолковании "рождения свыше", которое совершается только посредством слушания Слова Божия.

Вот как трактуют это переживание сами пятидесятники:

«Если в христианстве имеется какое-либо главное дело, то это непременно новое рождение. Оно является источником, из которого выходит все хорошее.» Так говорил один из пиетистских отцов, Филип Шпенер. А ведь Иисус описал это еще более ясно: «Должно вам родиться свыше!» (Иоан. 3,7). И также четко выразился Павел в знаменитом стихе 2 Кор. 5,17: «Итак, кто во Христе, тот новая тварь; древнее прошло, теперь все новое.»

Рождение означает не изменение старой природы, ни стимуляцию естественных добрых качеств. Условием является смерть этой природы, крест и гроб. Радикальнее и быть не может.

. «Покаявшийся не является больше прежним человеком. Он не является поправленным и переработанным изданием этого человека. Он является новым человеком» (Карл Барт).

Рождение свыше это «новое сердце» (Иез. 36,26) по пророчеству Ветхого Завета, новое творение (Гал. 6,15). Ведь Божье программирование перед рождением не имело в плане бунтовщиков, негодяев или пропащих, но прекрасный оригинал, гармонирующий с Творцом и Его намерениями! После катастрофы греховной смерти, человек получает свое чудное новое начало.

В Писании действительно есть места, где говорится, что люди живы "Словом Божиим", что "возрождены от Слова Божия", которое может спасти души наши. Но нигде не сказано, что чтение или слушание Слова Божия само по себе может спасти. Не спасает оно, а только рождает веру! "Вера от слышания, а слышание от Слова Божьего" (Рим. 10, 17). Но одной веры недостаточно, "потому что не слушатели закона праведны пред Богом, но исполнители закона оправданы будут" (Рим. 2, 13), и не всякий, говорящий: "Господи! Господи!" войдет в Царство Небесное (Мф. 7, 9).

Свои воззрения пятидесятники основывают на следующих словах Священного Писания из беседы Спасителя с самарянкой: "Всякий, пьющий воду сию, возжаждет опять, а кто будет пить воду сию... которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек, но вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную" (Ин. 4, 13 - 14). И еще в день праздника "Поставление Кущей" (Ин. 7, 2) Иисус возгласил: "Кто жаждет, иди ко Мне и пей. Кто верует в Меня, у того, как сказано в Писании, из чрева потекут реки воды живой" (Ин. 7, 37).

Иногда в Священном Писании богооткровенное учение представляется как образ живой воды. Но в изречении, сказанном в день праздника, Господь говорит именно о Духе Святом, "которого имели принять верующие в Иисуса Христа, ибо еще не было на них Духа Святого, потому что Иисус не был прославлен" (Ин. 7, 39), что далее и поясняет Евангелист.

Если под словами "вода" везде в Писании понимать слушание Слова Божиего, то мы придем к явному недоразумению. Деяния нам описывают случай крещения евнуха, который спросил: "Вот вода, что препятствует мне креститься?" Филипп же сказал ему: "Если веруешь от всего сердца, можно... и сошли оба в воду" (Деян. 8, 37 - 38).

О Спасителе в Евангелии сказано: "...и крестившись, Иисус тотчас вышел из воды" (Мф. 3, 16). Сектантская трактовка этого величайшего события истории христианства неприемлема для православных.

Пятидесятники со своим тезисом "рождение свыше" отвергают православное учение о возрождении и обновлении души через церковные Таинства. Так, через водное крещение, говорят они, невозможно получить отпущение грехов, ведь это всего лишь обряд, указывающий, что отныне верующий должен блюсти себя в доброй совести. С "доброй совестью" нужно согласиться. Действительно, человек взрослый, осознающий поступки, принимая таинство Крещения, обещает свято хранить от греха "скрижали" своего сердца, откуда ему вещает "глас Божий", слышимый как "дыхание совести". В ответ Господь подает крещаемому благодать прощения грехов, так понимали это Таинство святые Апостолы. Святой Петр в день Пятидесятницы сказал собравшимся: "Покайтесь, и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов, и получите дар Святого Духа" (Деян. 2, 38). О том свидетельствуют и слова апостола Анании, обращенные к ослепленному Савлу: "Крестись и омой грехи свои" (Деян. 22, 16).

Отнюдь не обещание доброй совести спасает человека, а Таинство, иначе, если спасает обещание, то к чему еще и крещение?

На это пятидесятники возражают, что для спасения потребны вера и покаяние. И это так, ибо без веры угодить Богу невозможно (Евр. 11, 6). Однако, послав проповедовать своих учеников, Господь заповедал:

"Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари. Кто будет веровать и креститься, спасен будет" (Мф. 16, 15 - 16). Здесь наравне с верой Спаситель говорит о крещении.

"Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее, чтобы освятить ее банею водною, посредством слова" (Еф. 5, 25 - 26). Этим апостол Павел засвидетельствовал, что Церковь Христова, т.е. все составляющие ее люди, очищены "банею водною", т.е. святым Крещением. Выражение Апостола "посредством слова" уточняет, дает указание на то, как совершается святое Крещение, какие произносятся слова при крещении, т.е. "указывает на повеление Спасителя крестить уверовавших в Него и во Имя Отца, Сына и Святого Духа" (Мф. 28, 19).

Даже после сошествия Святого Духа на Корнилия и бывших с ним (Деян. 10, 47) он, тем не менее, нуждался в крещении, что еще раз указывает на величайшее значение этого Таинства, которое не может быть восполнено даже миропомазанием (сошествием Святого Духа).

Священное Писание учит, что Крещение - это погребение со Христом и восстание для новой святой жизни, достигаемой только благодатью Творца (Кол. 2, 11 - 13). Это Таинство омывает, освящает и оправдывает человека (1 Кор. 6, 11), очищая его от первородного греха, "вкропляя" в душу благодатное семя новой жизни (Евр. 10, 21 - 22).

Как видим, учение пятидесятников о "рождении свыше" не имеет под собой никаких евангельских оснований. Некрещеные и немиропомазанные не вправе называть себя христианами, ибо без этих таинств невозможно наследовать жизни будущего века (Мр. 16, 15)

3.2 Крещение Духом Святым

Смысл всего вероучения пятидесятников состоит в акте крещения Святым Духом, внешним знамением которого является обретение способности говорить с Богом на иных языках. Так, в вероучении церкви Христиан Веры Евангельской говорится, что "крещение Духом Святым есть исполнение силою свыше со знамением иных языков".

Главная цель личности - по их учению - восстановить разрушенную первородным грехом связь с Богом посредством стяжания Духа Святого. "Неспособность наша идти за Христом была и будет, - отмечают они, - а при крещении Духом Святым верующий человек получает силу будущего века".

Краеугольным камнем воззрения пятидесятников являются слова Спасителя, сказанные ученикам перед Вознесением: "Кто будет веровать и креститься, спасен будет, а кто не будет веровать - осужден будет. Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: Именем Моим будут изгонять бесов, будут говорить новыми языками, будут брать змей, и если смертное что выпьют, не повредит им, возложат руки на больных, и они будут здоровы" (Мр. 16, 16 - 18). По их мнению, это одно из самых важных мест в Библии, где дано "великое повеление для Церкви".

По этому поводу И.В.Воронаев писал: "От этого правила отступили все христианские организации, как Римо-Католическая и Православная Церкви, так и старообрядцы, лютеране и сектанты. Возьмите, например, сектантские общины адвентистов, субботствующих, баптистов. Имеют ли они действительное крещение с теми признаками, которыми оно сопровождалось в дни Апостолов. Ни в одной из этих сектантских общин мы не найдем действительного крещения Духом Святым. Никто из них не получил крещения Духом Святым"

При различном понимании внешнего проявления крещения Духом Святым (со знамением языков или без них) все пятидесятники едины в том, что "духовное крещение есть откровение Бога в душе верующего человека. В этот день возрождения, - пишут они, - Бог проявляет Себя в душе откровением, и человек познает обитающего в себе Святого Духа. Такая душа ощущает в своем теле новую, божественную силу и мощь. Это и есть познание духовного рождения. Это есть молниеносный проблеск Духа Божиего в сознании возрожденной души".

С крещением Духом Святым является сила для нравственной жизни и служения Богу и людям. Для каждого верующего крещение Святым Духом - это мгновенный акт снисхождения Духа Святого. С этого момента верующий становится истинным чадом Божиим. Пятидесятники учат в связи с этим:

Ученики согласно Иоанна 15 уже были чисты, даже имели глубокое духовное переживание, когда Иисус дунул на них и сказал им: «Примите Духа Святого!» Во всяком случае возрождение было возможно со времени воскресения Христа Ученики также уже имели чрезвычайные полномочия (Матф. 10,8)! Этим ученикам Иисус в Своем последнем повелении обещает крещение Духом Святым (Лук. 24,49; Деян. 1,4-8). Сам Иисус объясняет здесь духовное крещение, не говоря при этом ни одного слова об обновлении или возрождении, но дословно «сила свыше»: «Вы примите силу, когда сойдет на вас Дух Святый, и будете Мне свидетелями.»

В Самарии единодушно внимали проповеди о Христе, видели великие знамения, видели, как нечистые духи с криком выходили и многие хромые исцелялись. Они веровали и, как следствие этого крестились, при этом в городе царила великая радость! И в этой ситуации апостолы замечают, что «Дух Святой не сходил еще ни на одного из них... Тогда возложили руки на них, и они приняли Духа Святого.»

Для того чтобы получить крещение Святым Духом, "необходимо верить, что Господь может нас крестить, - пишут пятидесятники, - ибо Он обещал излить Духа на всякую плоть. Нужно иметь сильную жажду, чтобы получить обещанного Духа верою".

Мало кто знает, что пятидесятники свое вероучение и название вовсе не связывают с христианским праздником Пятидесятницы. Каждый, говорят они, имеет свою личную пятидесятницу, когда крестится Духом Святым и начинает говорить "новыми языками", и с этого момента становится членом Церкви Христовой. Они пишут: "Двенадцать Апостолов получили крещение Духом Святым в горнице. Женщина, которая следовала за Христом, приняла крещение Духом Святым, Мария - мать Иисуса, зачавшая от Духа, приняла Святого Духа. Каждый из 120 в горнице принял Духа Святого. Каждый из 3000, кто слышал проповедь Петра в день Пятидесятницы, получил залог Святого Духа".

Во всех указанных случаях, приводимых пятидесятниками (кроме одного), нет никаких указаний на глоссолалию. Только двенадцать Апостолов в день Пятидесятницы получили харизму языков. А если так, то, следуя их рассуждению, кроме Апостолов, более никто не был крещен Духом Святым.

В день Пятидесятницы с Церковью воссоединилось 3000 душ, "все они крестились во имя Иисуса Христа и приняли Святого Духа, но никто из них не проговорил на иных языках" (Деян. 2,38).

Архидиакон Стефан был исполнен Духом Святым, но не говорил на языках (Деян. 7, 55), крещенные в Самарии Духом Святым также не говорили на иных языках (Деян. 8, 14).

Пятидесятники усматривают крещение Духом Святым и в описании возложения рук Анании на Савла, после чего он прозрел и исполнился Святым Духом (Деян. 9, 17).

И здесь также нет сообщения о глоссолалии. Исполнение Духом Святым нельзя отождествлять с Его сошествием. В указанном месте говорится только о том, что Господь через Ананию коснулся сердца гонителя христиан, после чего он прозрел.

Так, Иоанн Креститель исполнился Духом Святым еще во чреве матери (Лк. 1, 15), а апостол Петр перед проповедью в день Пятидесятницы, уже после сошествия Святого Духа, исполнился Им (Деян. 4, 8), исполнялись Духом Святым и ветхозаветные пророки.

Если все же согласиться с мнением, что на Савла (апостол Павел) был излит Дух Святой, как и на Корнилия сотника (Деян. 10, 47), то отчего сам автор Деяний не упоминает о получении дара языков, если он был действительно крещен Им, но отмечает эту особенность при сошествии Святого Духа на Корнилия.

Пятидесятники склонны додумывать, что в большинстве случаев Дееписатель "просто не упоминает" о случаях дарования языков. Чем навеяна такая уверенность? И как могли бы умолчать Апостолы о чудесном явлении крещения Святым Духом со знамением языков, если бы отныне в Новозаветной Церкви этот акт становился бы исключительной принадлежностью христиан? Какие основания подозревать автора Деяний в небрежности, когда в одних местах он умалчивает о внешнем проявлении духовного крещения, а в других указывает на него.

Для пятидесятников крещение Духом Святым возможно и до водного крещения, и во время крещения, и после него. Основаниями для подобных суждений служат такие эпизоды из евангельской истории, как схождение Святого Духа на Корнилия сотника (Деян. 10, 44 - 47), крещение Филиппом евнуха Эфиопской царицы (Деян. 8, 39), возложение рук на крещенных самарян (Деян. 8, 14 - 19) и Иоанновых учеников (Деян. 19, 6).

Сошествие Святого Духа на Корнилия сотника

Призвание в Церковь язычников было исключительным явлением Апостольской Церкви и на нем никак нельзя строить далеко идущих догматических выводов. В знак того, что в Церковь Христову призваны все народы, апостолу Петру было особое видение, после чего он отправился в дом к сотнику.

После проповеди в доме Корнилия "Дух Святой сошел на всех, слушавших слово (проповедь. - И.Е.). И верующие из обрезанных, пришедшие с Петром, изумились, что дар Святого Духа излился и на язычников, ибо слышали их говорящих языками и величающих Бога" (Деян. 10, 44 - 46).

Это был особый случай, когда Дух Святой излился до таинства Крещения. Этим Господь особо засвидетельствовал, что и язычники призваны ко спасению. Как видно из книги Деяний, к этому христиане были совершенно не готовы, ибо верующие из обрезанных, пришедшие с Петром, "изумились" (Деян. 10, 48), что Дух Святой с даром языков сошел на необрезанных.

Вероятнее всего и апостол Петр шел к язычникам отнюдь не с целью крестить их водою, ибо к последнему его побудил уже сам факт снисхождения Святого Духа на них. Святой Иоанн Златоуст, комментируя это место, говорит как бы от имени апостола Петра: "Если и они получили Духа, то как можно было не преподать им крещение". Он почти как бы опровергает "противившихся и утверждавших, что этого делать не должно".

Святитель далее замечает: "Это крещение Святым Духом стало возможным лишь после того, как они показали чудное расположение души своей, приняли начало учения и уверовали, что в крещении несомненно подается прощение грехов, то и сошел на них Дух".

Принятие водного крещения евнухом Эфиопской царицы

Убежденность пятидесятников в том, что Дух Святой может крестить верующего непосредственно после совершения водного крещения, без участия предстоятеля Церкви, нигде не подтверждается Священным Писанием. Мы видим, что сошествие Святого Духа на евнуха Эфиопской царицы никак не сопровождалось теми внешними признаками, по которым пятидесятники обычно узнают о крещении Духом Святым.

Написано, что после совершения водного крещения Дух Святой сошел на евнуха (Деян. 8, 39). О глоссолалии ничего не упоминается.

Недоумение относительно того, что на евнуха все же сошел Святой Дух, легко разрешается тем, что, согласно учению Православной Церкви, в таинстве Крещения подается благодать Святого Духа, отпускающая первородный и личные грехи.

Учение пятидесятников о сошествии Святого Духа после водного крещения

Дух Святой может крестить верующего в любое время, в частности и после водного крещения, учат пятидесятники, ссылаясь на крещение самарян (Деян. 8, 14 - 17) и учеников Иоанна Крестителя (Деян. 19, 4 - 6), причем при крещении Духом Святым не обязательно возложение рук епископа.

Между тем ученики Иоанна получили Духа Святого только после того, как крестились в воде во имя Иисуса Христа, затем Павел возложил на них руки, и "нисшел на них Дух Святой" (Деян. 19, 6). То же и при крещении самарян. "Находившиеся в Иерусалиме Апостолы, услышав, что самаряне приняли Слово Божие, послали к ним Петра и Иоанна, которые, придя, помолились о них, чтобы они приняли Духа Святого. Ибо Он еще не сходил ни на одного из них, а только были они крещены во имя Господа Иисуса. Тогда возложили руки на них, и они приняли Духа Святого" (Деян. 8, 14 - 17). Сектантам нечего возразить на вопрос: если бы Духа Святого можно было получить без епископского руковозложения, зачем же тогда Апостолы предприняли столь неблизкое путешествие? Самаряне приняли водное крещение от Филиппа (Деян. 8, 12), который, будучи диаконом, не мог совершить это Таинство, которое и исполнили пришедшие из Иерусалима епископы (Деян. 8, 15). Далее при описании принятия Святого Духа самарянами нигде не упоминается о глоссолалии. Дара языков самаряне не обрели, поэтому остается загадкой упорство пятидесятников, стремящихся утвердить свое учение именно на этом эпизоде из Священного Писания.

Иное дело - Иоанновы ученики. После возложения на них рук апостола Павла те стали говорить разными языками и пророчествовать (Деян. 19, 6). Но случилось это после возложения рук (таинство Миропомазания).

Пятидесятники убеждены, что получают крещение Святым Духом без руковозложения, чего не знала практика Апостольского века и что указывает на отсутствие у них подлинного крещения Духом Святым, называемого в Церкви Христовой таинством Миропомазания.

По этому поводу болгарский профессор Дюлгеров пишет: "Крещение Духом Святым - это принятие Святого Духа. Оно совершается с первых дней после новозаветной Пятидесятницы через руковозложение после крещения в воде".

Ложная практика этого дара, усердное напористое говорение на "иных языках" и побуждение к повторению ревнующего о крещении Духом Святым слов иного языка или внушение к многократному повторению слов: "крести, крести... или дай, дай... ныне еще бытует", - не без доли сожаления отмечают сами богословы Объединенного Евразийского Союза Христиан Веры Евангельской.

У пятидесятников множество "надежных" способов получения харизмы "языков", кроме единственно верного - через епископское возложение рук и совершаемое только над теми, кто принял таинство Крещения. Как уже упоминалось. Апостольской практики возложения рук для получения даров Святого Духа у пятидесятников не существует.

Учение о крещении Святым Духом со знамением языков - это во многом надуманный пятидесятниками тезис, не находящий себе основания в Слове Божием. Дар языков - всего лишь один из прочих даров харизматического века (1 Кор. 12, 8 - 10) и отнюдь не представляет собой свидетельства крещения Святым Духом. Впрочем, о том, что дар языков у пятидесятников не подлинно харизматическое дарование христианской Церкви, иногда говорят они сами. Так, согласно их воззрениям, если единоверец оставляет секту, дар языков у него тем не менее сохраняется как свидетельство "былой причастности" Духу Святому. Вы после этого можете стать баптистом, мормоном, кришнаитом или вовсе ни в кого не веровать, но при этом глоссолалию можете продемонстрировать всегда, везде, где вам заблагорассудится.

3.3 Исцеление верою

Особенность религиозного сектантства обычно состоит в тоом, что они делают акцент на какое-то отдельное положение Библии. Оно выдвигается на первый план и становится своего рода "символом веры" секты и тем делает его отличным от других вероисповеданий. К таковым относится учение пятидесятников об исцелении верою.

Вот, например, текст из книги пророка Исаии: "Он взял на Себя немощи наши и понес наши болезни" (Ис. 53, 4). Для пятидесятников это вполне готовая к употреблению догма, согласно которой Христос в Своем полном Евангелии обеспечил не только устранение человеческих грехов, но и их последствий - человеческих болезней.

Отсюда убежденность пятидесятников, что исцеление различных болезней - дело, вполне доступное вере, и достигается просто, чуть ли не автоматически. А раз так, то практически все пятидесятники в той или иной мере участвуют в "исцелениях".

Иисус Христос неоднократно творил чудеса и дал такую власть ближайшим Своим ученикам, которые однажды в радости воскликнули: "Господи, и бесы повинуются нам" (Лк. 10, 17). На это Спаситель ответил, что не этому нужно радоваться, а тому, что их имена записаны на небесах.

Смысл проповеди полного Евангелия пятидесятники видят в том, чтобы устроить жизнь их Церкви по образу Апостольского века. И если там были исцеления, то они должны сопутствовать Церкви до скончания века. Этого нет нужды оспаривать, ибо истинная Христова Церковь всегда славилась чудотворцами, своим духовным подвигом снискавшими благодать Божию. Простое перечисление их имен заняло бы не одну страницу, но довольно упомянуть три имени святых: преподобный Сергий Радонежский, преподобный Серафим Саровский, праведный Иоанн Кронштадтский... Об их чудотворениях и исцелениях болящих говорит множество свидетельств.

Пятидесятники склонны афишировать свои "исцеления", то и дело слышишь, что в какой-то общине или во время евангелизации произошло чудо - исцеление. Если раньше, по словам самих пятидесятников, проповедников-целителей, устраивавших на Западе публичные выступления, насчитывалось не более десятка, то сегодня едва ли не каждый заезжий проповедник аттестует себя в России целителем и чудотворцем.

Таков "дух" нашего времени, и не будем забывать, что исполнителями его воли были небезызвестные слишком многим А. Кашпировский и А.Чумак, чьи "целительные" сеансы собирали у телеэкранов миллионы. Что с того, что в начале 90-х годов в их адрес градом посыпались обвинения в нанесении тяжкого ущерба здоровью. Они дело свое сделали. Свое ли? А.Кашпировский на предложение митрополита Минского и Белорусского Филарета принять водное крещение в Православной Церкви ответил, что в этом случае он может лишиться своей "чудодейственной" силы. А в начертаниях, делаемых в воздухе Чумаком, специалисты скоро нашли сходство со знаками египетских пиктограмм - то есть тайноводственных знаков языческой религии.

Характерно, что от новомодного поветрия решили не отставать и "целители" от харизматиков. Иначе для чего различные мессии устраивают многочисленные вечера евангелизации, где "имеющие" дар исцелений демонстрируют свою "силу". Обычно происходит это на открытых стадионах и манежах в присутствии многих тысяч людей. Стилизованную "под духовную" мелодию (что-нибудь "про Иисуса Христа") исполняет рок-ансамбль. Проповедник в поте лица (в буквальном смысле этого слова) демонстрирует силу веры - исцеление от болезней.

Вспомним, сколько разнообразных "чаш" заполняли в последнее время россияне, неистовствуя вместе с "проповедниками". Но где же исцеленные? Зато число поврежденных душой и телом после публичных радений возрастает многократно, о чем неутомимо сообщают газеты.

Впрочем, нельзя отрицать, что под воздействием самовнушения и возникающих проявлений веры в Иисуса Христа, искренне взывающая к Богу страдающая душа облегчение от болей или недуга может получить. «…по вере вашей да будет вам» (Мф.9,29)

Всякий слух об "исцелениях" в своих общинах харизматики повсюду распространяют как достоверный факт. При этом вы никогда не установите толком: кто, где и когда? Ничего определенного - будут ссылаться один на другого, что там-то кто-то что-то видел.

Священное Писание свидетельствует, что однажды сыновья первосвященника Скевы увидели, что апостолы Варнава и Павел исцеляют именем Иисуса Христа.

Тогда они тоже попробовали совершить подобное посредством возложения рук. Но злой дух сказал им:

"Иисуса знаю, и Павел мне известен, а вы кто?" После чего они бежали с позором (Деян. 19, 15).

Как о нечестивцах на Страшном Суде, отвергнутых Спасителем, говорит Евангелие: "Господи! Не от Твоего ли имени мы пророчествовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли? и не Твоим ли именем многие чудеса творили?" И тогда объявлю им: "Я никогда не знал вас. Отойдите от Меня, делающие беззаконие" (Мф. 7, 22 - 23).

Очевидно, что эти слова Спасителя ни в коей мере нельзя будет отнести к православным, среди которых целители и чудотворцы - великая редкость. Священное Писание нам очень внятно говорит, что не всем даются дары исцеления (1 Кор. 12, 4 - 11), но избранным сосудам Божиим (Деян.9,15).

Почему в России нет таких «ярких» целителей как те, которые приезжают «оттуда», с заморских стран, даже с Африки? Ничего не сообщают о случаях исцеления журналы наших пятидесятников ("Примиритель", "Благовестник", "Христианин"). Не потому ли, что в русских общинах пятидесятников более осторожно и трезво относятся к целителям и чудотворцам?

Разве не должны мы творить добро в тайне и не кричать об этом на весь мир, пусть даже через нас и совершается сила Божия? Поступая иначе, мы уподобляемся лживым фарисеям, у которых были только одни слова, а не дела (Мф. 23, 3). Вспомним, как, совершая во время Своего земного служения чудеса. Спаситель увещевал ближних не рассказывать никому об этом.

3.4 "Дар языков" у современных пятидесятников

Деяния святых Апостолов о даре языков в Апостольской Церкви

Мы знаем, что Апостольский век - это особое время благодатных даров, обильно излитых на последователей Господа (1 Кор. 12, 38) для становления первенствующей Церкви.

Так, дар говорения на чужих языках позволял горстке последователей Иисуса Христа проповедовать Слово Истины во всех уголках Римской империи. Дар пророчества, открывавший прошлое и предвозвещавший будущее, свидетельствовал о том, что христиане обладают истинно божественным ведением. Проповедь, подкрепляемая чудотворениями и исцелениями, была более доходчивой и убедительной и подтверждала, что через говорящих действует истинный Бог. К тому же только в этом случае можно было исполнить слова, сказанные Спасителем, Своим ученикам: "Идите, научите все народы, крестя их во Имя Отца и Сына и Святого Духа" (Мф. 28, 19).

Такое понимание харизматического дара языков предлагает нам Священное Писание, святые Отцы и учители Церкви Христовой.

Уже первое упоминание Священного Писания о характере глоссолалии со всей очевидностью свидетельствует, что это была проповедь на конкретных языках народов . "Повествование книги Деяний об этом предмете само по себе так ясно и определенно", что просто невозможно понимать это место по-иному.

Второй раз Деяния сообщают о глоссолалии, описывая крещение сотника Корнилия. "Дух Святой сошел на всех, слушающих слово. И верующие из обрезанных, пришедшие с Петром, изумились, что дар Святого Духа излился на язычников. Ибо слышали их, говорящих языками и величающих Бога" (Деян. 10, 44 -46).

Повествование о крещении Корнилия сотника также свидетельствует, что дар языков в древней Церкви представлял собой говорение на . Об этом говорит и апостол Петр: "Кто может запретить креститься водою тем, которые, как мы, получили Святого Духа?" (Деян. 10, 47). Сам Петр, как известно, получил способность говорить языками в день Пятидесятницы. Глоссолалия Корнилия и бывших с ним представляла такое же явление. Отсюда можно сделать вывод о сходстве глоссолалии в день Пятидесятницы и при крещении Корнилия.

Книга Деяний святых Апостолов сообщает нам еще об одном случае глоссолалии, но без указания характера явления (Деян. 19, 3 - 6). Дееписатель не считает нужным упоминать здесь об этом, ибо уже дважды было отмечено им, что дар языков есть способность говорить на конкретных исторических языках. Очевидно, рядом не было людей, которые подивились бы способности чужестранца вести речь на их наречии. Очевидно, что в день Пятидесятницы поблизости оказались такие, которых это чудо изумило, и благодаря тому великому удивлению мы знаем сегодня, что собою представлял дар языков. Судя по описанию крещения учеников Иоанна Крестителя, можно сделать непреложный вывод о том, что дар языков ниспосылался и для укрепления веры новообращенных. Не будем забывать о том, что крещаемые апостолом Павлом до этого времени даже не слышали о том, что есть Святой Дух (Деян. 19, 2).

Греческий оригинал Писания позволяет нам утверждать об одинаковом характере глоссолалии, описываемой в десятой и девятнадцатой главах книги Деяний святых Апостолов. В девятнадцатой главе нет определенного свидетельства о характере глоссолалии, но употреблено то же выражение, что и в десятой главе: elalun glosses, но уже в десятой главе речь определенно идет о харизме именно иностранных языков. Таким образом, после возложения рук апостолом Павлом принявшие Духа заговорили на конкретных исторических языках , следовательно, дар языков и у апостола Павла представлял собой такое же явление. Иначе как бы он мог передать через харизму руковозложения то, чего сам не имел (Деян. 19, 6).

В Послании к Коринфянам он пишет: "Я более всех вас говорю языками" (1 Кор. 14, 18). Конечно же, здесь подразумевается дар говорения на иностранных языках. Свою харизму он ставит в сопоставление с языками коринфян. Из чего следует вывод - глоссолалия у апостола Павла и у коринфян была одним и тем же явлением, т.е. речью на иностранных языках.

Первое Послание к Коринфянам о даре языков

Ссылаясь на Первое Послание апостола Павла к Коринфянам, пятидесятники отстаивают существующую у них практику говорения "ангельскими" и смешанноиностранными языками. Преимущественно в четырнадцатой главе Послания они отыскивают для себя доказательство тому.

Послание ни словом не упоминает, что же представлял собою дар языков в Коринфской Церкви. Если писатель Деяний и счел нужным сделать это (Деян. 2, 7 - 9; 10, 47), то лишь ввиду того, что писал эту книгу некоему Феофилу (Деян. 1, 1) как продолжение истории Церкви, для которого дар языков мог представлять нечто совершенно незнакомое. Поэтому, если в первый раз он пишет lalin eteres glosses (Деян. 2, 4), то при упоминании о глоссолалии во второй и в третий раз не считает нужным повторяться, в обоих случаях он ограничивается общей характеристикой elalun (lalunton) glosses (Деян. 10, 46; 19, 6).

Совсем иные цели преследует в своем Послании апостол Павел. Поводом к написанию первого послания к Коринфянам послужило нестроение в Церкви, о чем стало известно Апостолу. Его взволновало известие о разделении коринфских христиан, называвших себя: "Я Павлов, я Аполлосов, я Кифин" (1 Кор. 1, 12).

В своем Послании святой Павел касается и других проблем этой Церкви. В главах с одиннадцатой по четырнадцатую он вразумляет недолжно употребляющих дар языков в собрании верных. Из приведенных выше сообщений о взаимоотношениях Апостола с коринфянами становится понятно, почему в Послании нет упоминания о характере глоссолалии. В этом не было никакой необходимости. Для коринфян и апостола Павла это харизматическое дарование было хорошо известно. Важно было лишь указать на правильное употребление этого дара.

В Послании нигде не сказано, что дар языков у коринфян состоял в способности вести проповедь на иностранных языках, но, анализируя "главы о языках", нетрудно прийти именно к такому заключению.

В чем же заблуждались коринфяне? Святой Иоанн Златоуст пишет, что в Коринфской Церкви "одни имели больше даров, другие меньше. Чаще всего это был дар языков. Это и послужило поводом к несогласию между ними не по существу самого дела, а по неразумию получивших дары. Получившие больше даров превозносились перед получившими меньше, а эти скорбели и завидовали получившим больше".

Можно предположить, почему именно в этой Церкви даром языков обладали многие. Тогдашний Коринф - это один из мировых торговых центров, где сходились торговые пути. Здесь всегда было много иностранцев, поэтому дар языков здесь был ценен более других. "Ведь и Апостолы получили этот дар прежде всего". Коринфяне весьма гордились даром языков, поэтому и употребляли его не только для проповеди среди язычников, но и непосредственно на богослужениях. Основная мысль четырнадцатой главы Послания: запрещение коринфянам говорить иными языками на молитвенных собраниях.

Послание к Коринфянам прямо не указывает на иностранный характер языка глоссолалов, но в то же время в Послании нет и ничего говорящего против глоссолалии на иностранных языках. Напротив того, многие места Писания наилучшим образом объясняются именно при таком предположении". "Сколько, - пишет апостол Павел, - например, различных слов в мире, и ни одного из них нет без значения. Но если я не разумею значения слов, то я для говорящего чужестранец (1 Кор. 14, 10 - 11). Смысл слов Апостола вполне ясен: коринфяне, живя в городе, где всегда было много иностранцев, из опыта знали, что бесполезно слушать иностранца, не зная его языка.

Вероятно, термины "иные языки", "разные языки" и т.д. были распространены в Апостольской Церкви и обозначали одно явление - харизму иностранных языков. Это суждение касается как книги Деяния, так и Послания. Из сопоставлений названий дара языков у апостола Павла и святого Луки ясно, что и Деяния и первое послание к Коринфянам описывают одно и то же явление, причем некоторая разница в выражении апостола Павла и святого Луки очень просто объясняется тем, что они писали не в одно время и с разными целями. Сравнивая термины, которыми описывают дар языков апостол Павел и Дееписатель евангелист Лука, мы можем заключить, что Деяния: lalin eteres glosses (Деян. 2, 4) и Послание: lalin glossea (1 Кор. 12, 30) говорят об одинаковом характере глоссолалии.

О глоссолалии у пятидесятников и суждения апостола Павла о даре языков

Анализируя запрещения Апостола относительно дара языков, изложенные в Первом Послании (1 Кор. 14), нельзя не заметить, что пятидесятники делают прямо противоположное увещеваниям и запретам Апостола. "Если я приду к вам, братия, и стану говорить на незнакомых языках, то какую принесу вам пользу", - обращается апостол Павел, - "когда не изъяснюсь вам или откровением, или познанием" (1 Кор. 14, 6). Так святой Павел указывает на бессмысленность употребления харизм на собраниях верующих. Дар языков дан единственно для проповеди язычникам.

Пятидесятники постоянно на молитвенных собраниях говорят "языками", не обременяя себя истолкованием сказанного. Словно обращаясь к ним, апостол Павел назидает: "Если же не будет истолкователя, то молчи в церкви, а говори себе и Богу" (1 Кор. 14, 28). Святой Иоанн Златоуст говорит об этом следующее: "Если ты не можешь молчать, если ты так честолюбив и тщеславен, то говори про себя. Таким дозволением он еще более запрещает потому, что приводит в стыд".

"Если вся Церковь сойдется вместе, и все станут говорить незнакомыми языками, и войдут к вам незнающие или неверующие, то не скажут ли, что вы беснуетесь" (1 Кор. 14, 23). Точнее невозможно сказать. Посещение собраний, где все говорят "языками", оставляет тягостное впечатление невменяемости "молящихся".

В Священном Писании мы читаем: "Языки, суть знамение не для верующих, а для неверующих" (1 Кор. 14, 22). Если так, то как же неверующие могут говорить о бесновании глоссолалов, если этот удар предназначен для них? Он предназначен для неверующих иноплеменников. Когда же он употребляется не по назначению, в собрании верных, то этот дар не полезен, а даже вреден, ибо через него может хулиться имя христиан. Что вполне могло иметь место в Коринфской Церкви.

Дар языков предназначен для слушателей, о чем свидетельствует и следующий стих: "Ибо, когда я молюсь на незнакомом языке, то хотя дух мой и молится, но ум мой остается без плода" (1 Кор. 14, 14). Но как же тогда понимать слова о том, что "глоссолал сам себя назидает" (1 Кор. 14, 4).

Вот как разрешает это кажущееся недоразумение святой Иоанн Златоуст: "Плодом для говорящего служит польза слушателей. Сие сказал Апостол в послании к Римлянам: "Да, некий плод имею и в вас, якоже и в прочих языцех" (Рим. 1, 13)". Этим апостол Павел еще раз запрещает бесплодную не назидательную молитву.

Сам по себе, без истолкования, дар языков для Церкви не назидателен. Даже и при истолковании разрешается говорить двоим, много - троим, "и то порознь" (1 Кор. 14, 27). У пятидесятников на собраниях все говорят "языками", при этом никто никогда "языки" не толкует. Сколь же далека от этого практика сектантов. Остается только догадываться: то ли они вовсе не знакомы с наставлениями апостола Павла, то ли не желают их исполнять...

Сами харизматы обычно рассматривают "говорение на языках" как излитие позднего дождя, обещанного в Иоил. 2:28, 29. Они верят, что глоссолалия есть последнее и всеобъемлющее проявление Святого Духа в конце времени, предваряющее Второе пришествие Христа. Она - главное знамение, а для некоторых и знамение конца.

Повсюду мыслящие христиане - не являющиеся харизматами или членами Церкви пятидесятников, не присоединившиеся к неопятидесятничеству, родившемуся в начале 1960-х гг., и которых не захватили харизматические движения 70-х и 80-х г., - размышляют над тем, как они должны расценивать эти современные новшества. Посвященные христиане, руководители Церкви на всех уровнях, студенты, изучающие теологию, а также пасторы более традиционных христианских Церквей задаются вопросом, что делать с нео- пятидесятничеством и современными "харизматическими движениями обновления", где "иным языкам", глоссолалии, придается очень важное, если не ключевое значение. Повсюду люди интересуются "говорением на языках", его сущностью, значением в личной жизни, предназначением в Церкви и причинами неожиданного, взрывообразного распространения этого явления почти в каждой деноминации.

Психологами и психиатрами были проведены тщательные исследования лиц, практикующих глоссолалию. Лингвисты разнообразных специализаций исследовали лингвистическую основу глоссолалии как языка среди христиан и нехристиан, включая язычников, тоже практикующих глоссолалию. Социально-культурные исследования показали, что глоссолалия не является практикой исключительно христианской.

Она используется в великом множестве ныне существующих национальных нехристианских религий по всему миру. Р. П. Спиттлер в "Словаре пятидесятнических и харизматических движений" (1988) пишет: "Каково бы ни было ее происхождение, но глоссолалия есть феномен человеческий, не ограниченный не только рамками христианства, но даже и рамками религиозного поведения человечества".

Фелиситас Д. Гудман принимала участие в углубленных исследованиях глоссолалии. Она сообщает, что глоссолалия наблюдается у "эскимосов, саами (лаппов), чукчей, кханти (остяков), якутов и эвенков, которые в своих ритуалах пользуются тайным языком, представляющим собой смесь бессмысленных слогов и национального языка".

Существует множество примеров лишенных логики звуков, или глоссолалии, на всех континентах в рамках национальных религий.

Известный лингвист У. Дж. Самарин, который углубленно исследовал христианскую глоссолалию, сформулировал определение: "Глоссолалия - это бессмысленная, но фонетически структурированная человеческая речь, являющаяся с точки зрения самого говорящего настоящим языком, однако как система не напоминает ни один из известных человечеству языков, будь то живой или мертвый". Это определение появилось в результате десятилетнего изучения "иных языков". Поэтому некоторые из адептов "говорения" предположили, что вещают они на языке ангельском, а не на человеческом. Оба определения показывают, что глоссолалия есть "необычное речевое поведение" в любом христианском или нехристианском религиозном объединении.

Недавние исследования показали, что глоссолалия не была следствием изучения Писаний. "Иные языки" или, здесь, глоссолалия просто случилась как бы сама по себе, а уж потом ученики Пархама стали изучать Библию в поисках объяснения происходящего на их собраниях.

В 60-х г. харизматическое движение, вобравшее в себя и глоссолалию, вступило во вторую свою стадию ("вторая волна"), вышло за пределы традиционных пятидесятнических и святых церквей и охватило многие традиционные церкви. Это вхождение в более традиционные церкви обычно называют неопятидесятничеством или "деноминационным пятидесятничеством". Еще одно название"харизматическое движение обновления".

Практика "языков" широко внедрена в мировом христианстве. Бесспорно, это наиболее быстро распространяющийся феномен не только среди традиционных пятидесятнических церквей и неопятидесятников, но и среди разнообразных харизматов и движений обновления. Подсчитано, что глоссолалией по всему миру охвачено от 140 до 370 млн. христиан. Если же принять, что общее число христиан по всему миру составляет около 1,8 млрд., то получается, что этим явлением охвачено от 7,7 до 20,5 процента христиан.

В заключении приведем красноречивый аргумент, который часто используют пятидесятники в своей среде:

Все должно происходить чинно!

Когда встречают президента или царя, то «принято» приветствовать его совместными аплодисментами или ликованием. Молчание было бы очень неприличным, прямо противоречащим порядку. Почему же тогда должно быть неправильным, если община совместно ликует перед Царем царей, например, в совместной молитве на языках или же в песнопении на языках? Ведь это было бы наоборот не в порядке вещей, если бы она этого не делала!

Было бы нормально, если бы гостя приветствовали на ином языке и переводили это для слушателей. Так самьй совершенный иностранный язык в общине, который следует понимать, должен быть истолкован, иначе это для общины не имеет пользы. Тогда будет прекрасный порядок, полный жизни!

В совместном песнопении и в поклонении Богу в общине содержится особая торжественность и особая сила, об этом могут засвидетельствовать все, которые могли пережить это. В этом совместном поклонении не важно, как каждый в отдельности приветствует своего Царя. Все совместно направлены к одному и тому же Господу, и поклонение как благоухание поднимается к престолу Божию. Не удивительно, что славословящая община особым образом находится в присутствии Божием, и таким образом исцеляющее присутствие Божие является в особой мере!

Основы протестантского вероучения были сформулированы М. Лютером, Ф. Меланхтоном и их сподвижниками в ходе германской Реформации, которая положила начало ее лютеранской ветви. Поэтому изучение общих вероучительных основ Реформации обращает наше внимание, прежде всего, к лютеранству, ставшему исторической классикой протестантизма. Именно основоположники лютеранства сформулировали в спорах с католическими богословами основные принципы Реформаци.

Эти принципы в той или иной форме унаследовали затем основные ветви Реформации.

Учение Реформации о спасении только верой (sola fide)

Августиновское понимание первородного греха послужило необходимой богословской предпосылкой для краеугольного камня Реформации - учения о спасении только верой - sola fide .

Истоки учения о спасении только верой (sola fide) лежат в своеобразном понимании отцами Реформации природы первородного греха. Лютер восстал против учения Римо - католической Церкви о первозданном состоянии человека в раю, где противостояние разума и чувственности сдерживалось благодатью, и в грехопадении он лишь лишился ее, сохранив свою природу неповрежденной. Самостоятельная способность к делам добра, которыми достигалось спасение в католичестве, обесценивала, по мысли праотца Реформации, спасительную заслугу Христа.

По мнению протестантов, состояние первозданной невинности человека по природе своей отличалось не просто отсутствием греха, но наивысшим совершенством его духовных способностей, которые пребывали в полной гармонии с чувственной стороной его бытия. Это была «совершенная праведность», согласие не только в природе человека, но и в его отношениях с Творцом.

Как гласит «Апология Аугсбургского исповедания»: «Естественные силы человека, охватываемые общим понятием «образа Божия», были естественно устремлены к Богу как к своей прямой и вполне доступной цели», т.е. человеку была доступна возможность истинного знания о Боге и единения с Ним. В этом состоянии рода человеческого, «мало чем умаленного от ангелов», для протестантского богословия не было ничего сверхъестественного.

В отличие от католической традиции, которая сходными красками описывает первозданное состояние человека, объясняя его воздействием «благодати первозданной праведности», отцы Реформации считали такое состояние естественным, прирожденном человеку при его сотворении.

Но чем красочнее описывает протестантское богословие совершенство первозданного человека в раю, тем безотраднее становится глубина его падения после изгнания. Действие грехопадения не ограничивается утратой богозданного совершенства, человек ниспадает в состояние прямо противоположное. С одной стороны, человек потерял первозданную праведность, с другой - приобрел склонность ко злу, он стал врагом Богу, и эта вражда навлекает на него осуждение.

Душа человека стала мертва пред Богом, и образ Божий в павшем человеке, по определению «Формулы согласия», заместился соляным столпом, в который обратилась некогда жена Лота. Человек стал «истуканом в нравственном отношении», неспособным не только стремиться к добру, но даже желать его.

Если восточное христианство не допускает полного порабощения первородным грехом человеческой природы и сохраняет в ней возможность нравственного выбора при помощи вышней благодати, то Реформация утвердила всецелое господство греховного начала в человеке.

Лютер выражался на сей счет весьма резко: «Воля человеческая походит на лошадь. Сядет на нее Бог, она бежит куда Бог хочет и направляет; сядет на нее дьявол, она бежит куда ее дьявол гонит». Это представление о полной неспособности человека к выбору между добром и злом впоследствии дало почву для развития учения Кальвина о предопределении.

В итоге, Реформация оставляет человеку только ограниченную свободу выбора, но не действия. Человеку принадлежит лишь способность пассивного подчинения действующей в нем благодати Всевышнего, вместо стремления к добру человеку оставлено лишь непротивление ему. Унижение природы человека состоит в том, что она способна только противиться или подчиниться Богу, но недостойна содействовать Ему.

Корни sola fide лежали в тех искаженных представлениях о Боге и Его отношении к человеку, которые господствовали в католическом Средневековье, когда справедливость Божия вытеснила Его милосердие. Идея Бога как Великого Инквизитора заместила собой идею спасающего Бога, и уже не образ кроткого Спасителя, а ужасы адских мучений служили побудительной силой добра. Давление этого ужаса порождало жажду гарантированного спасения, человек хотел знать наверняка, что он избежит ада, но дела добра не давали ему такой уверенности, ибо, по словам «Шмалькальденских артикулов»: «удовлетворение за грехи невозможно потому, что никто не знает, сколько бы он должен сделать добра за один только грех, не говоря уже обо всех».

Желание знания о своем спасении побудило обыденное христианское сознание со всей силой устремиться к вере, как к мгновенному и гарантированному признаку спасенности, и в sola fide мы видим предельное выражение жажды гарантированного спасения, к которому стремилось запуганное ужасами ада католическое Средневековье. Сам Лютер признавался, что побудительным мотивом его личного протеста была постоянная неуверенность в собственном спасении: «Положение мое было таково, что, хотя я и был непогрешимым монахом, я все же стоял перед Богом, как жалкий грешник, с обеспокоенной совестью, и у меня не было к тому же никакой уверенности, что мои заслуги смягчат Его. Поэтому я не любил справедливого Бога и роптал на Него. ... Далее я понял, что оправдание Божие - это праведность, посредством которой благодать и явное милосердие Божие оправдывают нас верою. Только после этого я почувствовал себя возрожденным, как будто я прошел через открытую дверь в рай». Этим признанием Лютер выразил чувства тысяч добрых католиков, которые потом превратились в добрых протестантов.

Что же представляет собой эта спасающая вера, которая делает человека «сосудом для усвоения заслуг Христа»? Вера - это не личная заслуга человека и не плод его внутреннего становления, она не принадлежит ему, а нисходит свыше как особый дар Бога. Лютер писал об этом: «вера не есть человеческая мысль, которую я сам мог бы произвести, но божественная сила в сердце». Его знаменитые слова о том, что «все совершается по неизменному определению Божию. Бог производит в нас добро и зло; спасает нас без нашей заслуги и обвиняет без вины» в данном случае не являются преувеличением, ибо человек становится невольным, бессознательным носителем действующей в нем благодати, и «sola fide» стала протестантским «opus operata».

Человек может и должен лишь прикоснуться мыслью ко Христу, чтобы заслужить жизнь вечную. Стоит лишь быть уверенным в собственном спасении, чтобы обладать им в действительности, ибо оправдывающая вера сочетает в себе обращение к Богу и Его действие, по словам Лютера: «мысли о деле спасения, и оно будет твоим достоянием».

Сущность того оправдания, которого протестант стремится достичь верой, состоит не в «избавлении от греха, проклятия и смерти», а, подобно католичеству, в избавлении от наказания. Это наказание отменяется путем провозглашении праведности человека, но не по причине его внутреннего нравственного очищения, а в счет жертвы Христовой. «В оправдании нам усваивается праведность Христова, без того, что мы сами в своей нравственной природе стали праведными». Это провозглашение именуется «пронунциацией», и в ней Бог отказывается от предъявления счета за грех, происходит списание нравственных долгов по факту веры.

Но что должен делать лютеранин после того, как своей верой он достиг примирения с Богом и «списания» грехов? Как уже говорилось, очевидные нравственные соображения не позволили реформаторам полностью отказаться от дел добродетели. Символические книги много говорят о так называемой живой или деятельной вере, которая «необходимо рождает новые стремления и дела». Однако, «Апология» сразу же оговаривается, что «добрые дела необходимы не для оправдания, а... как плод и результат оправдания», т.о. Реформация, хотя и допускает деятельное добро, но отрицает его участие в спасении человека.

Как уже говорилось, богословско-исторической основой учения о спасении чрез веру была гнетущая неуверенность средневекового католичества в своем спасении. Человек всегда стремится обеспечить себе такую уверенность: «при соблюдении известных условий христианин должен быть совершенно спокойным за свое спасение».

Таким образом, если западное христианство, как в католической так и в протестантской традициях, преимущественно, изыскивало способ изменить отношение Бога к человеку, то Восток всегда призывал самого человека изменить свое отношение к Богу, Который пребывает неизменным в любви к Своему созданию. Поэтому Запад столь углубленно размышлял о том, какой род умилостивительной дани - дела или вера - более угоден Богу, для того чтобы человеку избавиться от наказания за грех. Веросознание Восточной Церкви чаще оставляло этот вопрос в стороне, ибо необходимым условием спасения оно всегда полагало изменение отношения самого человека к Богу, т.е. изменение духовно-нравственное. Католичество видело путь ко спасению в собственном усилии человека, Реформация отдала его целиком воле Божией, но и в том и в другом случае, само содержание спасения оставалось неизменным. Бог или оправдывал человека, удовлетворив Свое правосудие его добрыми делами, или прощал его по вере, снимая с него вину за грех, но и в том и в другом случае душа спасаемого не претерпевала спасительного изменения, человек не должен был изменить свое отношение к Богу, чтобы обрести жизнь вечную.

В православном веросознании основу спасения человека составляет не количество добрых дел или факт веры, а процесс изменения отношения человека к Богу, т.е. духовно-нравственное перерождение личности. Для этого перерождения равно необходимы и вера и дела, единство деятельной веры. Как гласит Окружное послание Восточных патриархов 1723 г.: «Веруем, что человек оправдывается не просто одною верою, но верою, споспешествуемою любовью (т.е. верой как деятельной силой), то есть через веру и дела. Не призрак только веры, но сущая в нас вера через дела оправдывает нас во Христе».

Мы также должны отметить то беспримерное влияние, которое оказала Реформация на общественное сознание Запада и, в конечном счете, на формирование западной цивилизации в целом. Именно с влиянием Реформации связано окончание эпохи средневековья и становление сознания нового времени. Реформация изменила религиозную мотивацию общества, следствием чего стало изменение самого направления исторического развития, смена типа общественно-религиозного сознания.

Выступления Лютера начались, как известно, с протеста про­тив продажи индульгенций. Римско-католическая практика в этой области основывалась на учении об удовлетворении Богу за гре­хи, согласно которому жертва Христова, сколь ни велика она по своему значению, не освобождает кающегося от необходимости давать от себя Богу дополнительное удовлетворение за грехи. По римско-католическому учению, человек приносит это удовлетво­рение Божественному правосудию своими страданиями как дела­ми благочестия в земной жизни, так и муками в чистилище. «Смысл папских индульгенций и состоит в освобождении человека от этой необходимости приносить дополнительное удовлетворение Богу. Деньги, которые платил римо-католик за индульгенцию, иг­рали в конечном счете роль эквивалента меры такого удовлетво­рения. Дело мало менялось от того, что сами по себе деньги не считались средством удовлетворения Богу, а являлись лишь сред­ством приобретения гарантий на соответствующее удовлетворение из сокровищницы заслуг.

Выступив против продажи индульгенций, Лютер должен был отвергнуть и их доктринальную базу - католическое учение о дополнительном удовлетворении, требуемом от кающегося. Он со всей решительностью заявил, что Христос уже уплатил за чело­веческий род весь долг и что никакого удовлетворения более не требуется. В "Апологии Аугсбургского исповедания" прямо гово­рится: "Учение о человеческом удовлетворении - дьявольское".

Отвергнув учение о дополнительном удовлетворении, Лютер, естественно, отверг и все то, что римо-католики считают сред­ствами принесения такого удовлетворения, в том числе и необхо­димость для оправдания добрых дел, и провозгласил основой протестантской сотериологии свое учение об оправдании (или спасении) одной верой (sola fide).

131. Таким образом, Лютер так же, как и католики, видит основ­ной путь спасения грешников от наказания не в стремлении к нравственному очищению и святости, а лишь к уходу от наказа­ния. Отличает его учение от римско-католического лишь утверж­дение, что раз Христос уже сполна уплатил за человеческие гре­хи, то освободил этим пребывающих в вере от всякой необходи­мости искупать их благочестивыми поступками.

Здесь необходимо подробно остановиться на рассуждениях Лютера, которыми он опровергает учение католицизма об удов­летворении Богу за грехи и необходимость совершения для этого добрых дел.

В "Шмалькальденских членах" имеется по этому вопросу та­кое, кстати, очень характерное для людей, воспитанных на римо-католицизме, рассуждение: "Удовлетворение за грехи невозмож­но, потому что никто не знает, сколько бы он должен был сде­лать добра за один только грех, не говоря уже обо всех". Иначе говоря, человек, не знающий требуемой от него нормы, может сделать добра больше, чем надо для удовлетворения, и все же оставаться неуверенным в своем спасении. По учению Лютера, в системе взаимоотношений между человеком и Богом такой не­определенности не должно быть: при соблюдении известных ус­ловий христианин должен быть совершенно спокойным за свое спасение. Нетрудно видеть, что и Лютер, и римско-католические богословы исходят из одних и тех же предпосылок, носящих чис­то юридический характер.

Лютера возмущает в римско-католической сотериологии не юридизм, не сама идея платы за грехи, а, во-первых, непоследо­вательность учения (удовлетворение из двух источников - при­несенное Христом и приносимое человеком) и, во-вторых, то об­стоятельство, что римско-католическая система вынуждает чело­века постоянно беспокоиться о покаянии и удовлетворении.

В "Формуле согласия" лютеране так и заявляют: "Нужно от­вергнуть мнение, будто добрые дела необходимы для спасения".

Самому Лютеру в монашеский период его жизни пришлось много страдать от постоянной неуверенности в том, достаточны ли его подвиги для удовлетворения Богу (на индульгенции Лю­тер, по-видимому, и тогда не возлагал надежды). Вступив на путь реформации, Лютер постарался внести полную определенность в этот вопрос: Христос уплатил все и от человека ничего не требу­ется, - таково главное положение лютеранской сотериологии. В подтверждение были привлечены тексты Священного Писания, в которых говорится о спасении как о даре милости Божией.

132. Так сложилось лютеранское учение об оправдании одной ве­рой, которое является краеугольным камнем лютеранства. "Мы оправдываемся не через какие-нибудь свои заслуги, а через веру во Христа" ("Аугсбургское исповедание"). "Через веру в Него, а не чрез наши заслуги, не чрез наше раскаяние, не чрез нашу любовь" ("Апология"). "Христову же заслугу мы усвояем не делами или деньгами, но через веру по благодати" ("Шмалькальденские члены").

"Такое мнение Лютера исходит из понимания им веры как ^ уверенности христианина в своем личном спасении. Для спасения надо не просто верить во Христа и в совершенное им дело, а в то, что "мне... подается без моей заслуги прощение грехов" ("Апология"). Вера - "не знание того, что Бог существует, что есть ад и т. п., но уверенность в том, что мне грехи прощены ради Христа" (там же).

Однако вера эта - тоже не заслуга человека. Она "дар Божий". "Вера не есть человеческая мысль, которую я сам мог бы произвести, но Божественная сила в сердце". Таким образом, вера мыслится лютеранами как нечто пассивно усвояемое человеком.

У Лютера можно найти сравнения человека с "соляным стол­бом" и "чурбаном". Человек даже хуже чурбана, потому что уп­рям и враждебен. Преимущество его, однако, в том, что он со­хранил способность верить. "Формула согласия" утверждает, что в человеке после грехопадения "не осталось и искры Божествен­ных сил".

Однако провести последовательно и до конца мысль о полной пассивности человека в деле своего спасения лютеране не в со­стоянии. Мысль эта никак не вяжется с евангельским учением, которое очень далеко от того, чтобы изображать человека "соля­ным столбом". Лютеране не отрицают Священного Писания Но­вого Завета, и поэтому все же не могут полностью отвергать зна­чение добрых дел. В "Аугсбургском исповедании" говорится, что "нужно делать добрые дела", что "закон должен быть исполняем".

Итак, добрые дела совершенно не нужны для спасения, но все же их надо творить, так как без них нет настоящей веры, а следовательно нет и спасения. Нельзя сказать, чтобы в освеще­нии этого вопроса у лютеран царила четкая последовательность суждений. Ясно тут лишь то, что учение Лютера не так легко примирить с евангельским.

Важными положениями лютеранской сотериологии является процесс обращения человека ко Христу и нравственные послед­ствия для него принятой лютеранством сущности самого оправда­ния, выраженного в учении о пронунциации.

133. Сущность самого оправдания в лютеранском вероучении со­стоит в "объявлении" грешника праведным ("невменении" и "пронунциации"), после которого грешник становится праведником в силу того удовлетворения, которое принес Христос. Грязный объявляется чистым. Бог перестает гневаться на грешника, пото­му что за грехи его Он получил полное удовлетворение. Переме­на происходит, таким образом, не в человеке, а в отношении к нему Бога. В человеке перемена лишь в том, что раньше он под­лежал наказанию и был в страхе, а после пронунциации он - "радостное, ликующее дитя Божие".

Но восстанавливается ли человек таким путем в своем нрав­ственном достоинстве после обращения ко Христу?

Наиболее подробно процесс обращения человека-грешника к Богу в свете лютеранского учения об оправдании изложен в "Формуле согласия".

"Обращение, - говорится в "Формуле согласия", - ни сполна, ни наполовину, ни на какую-либо малейшую и ничтож­ную часть не принадлежит самому человеку, но совершенно и вполне производится Божественным действием". Человек лишь покоряется этому действию, но не соучаствует в деле своего спа­сения. "Осуждаем, - говорится там же, - учение синергистов, что человек... только... полумертв... что свободная воля... может своими собственными силами принимать Бога и в некоторой, хотя слабой и ничтожной, степени действовать с Ним, содействовать и помогать его воздействию".

Как же примирить это положение лютеранства с проповедью евангельской, которая зовет человека к активности, к борьбе с грехом, к покаянию? "Формула согласия" призывы к покаянию считает не евангельскими в подлинном смысле слова, а ветхоза­ветными, поскольку Евангелие учит о том, что Сын Божий "уп­латил за все наши грехи". "Нельзя поэтому из Евангелия в соб­ственном смысле выводить проповедь покаяния". "Формула со­гласия", по сути дела, корректирует Евангелие, когда утверждает:

"В таком смысле из Евангелия устраняются все призывы к пока­янию и передаются в область Закона". Они (эти призывы еван­гельские) "не являются евангельскими в собственном смысле".

134. Таким образом, главным моментом в процессе обращения яв­ляется не покаяние, а вера в том понимании, в котором она дана в учении Лютера. "Именно через веру в Евангелие, или обетова­ние о Христе, были оправданы все патриархи и все святые от начала мира, а не ради их покаяния или сокрушения или же дел ("Апология").

Сущность лютеранского учения об оправдании и пронунциа­ции излагается в "Шмалькальденских членах" следующим обра­зом: "Бог ради нашего Ходатая Христа нас благоволил считать за совершенно праведных и святых. Хотя грех в нашей плоти еще не удален и не умерщвлен, но Он не хочет ведать его и не наказывает за него". "Благодаря вере во Христа не считается за грех и недостаток все то, что в наших делах есть греховного и нечистого". "Человек совершенно по своей личности и по своим делам объявляется и считается оправданным и святым".

Но разве достойно Бога зло объявлять добром, греховное принимать за святое? Разве о таком "оправдании" учили апосто­лы? У лютеран снова возникает необходимость примирения свое­го учения о пронунциации с новозаветным учением. Писания Но­вого Завета говорят об обновлении жизни, о совлечении ветхого человека. Совершенно отвергнуть нравственное евангельское уче­ние лютеране не могут. "Апология" повторяет это учение, когда говорит, что вера "обновляет сердце, мысль и волю и делает из нас иных людей и новую тварь". Но тогда "зачем нужно учение о пронунциации? Здесь та же противоречивость: с одной стороны, тенденция представить дело спасения человека совершающимся вне человека и помимо его, с другой - невозможность провести эту точку зрения до конца, не впадая в резкое противоречие со Священным Писанием. В результате лютеране не отвергают нравственную сторону оправдания полностью, а лишь отодвигают ее на второй план. "Формула согласия" исходя из того, что пол­ное нравственное обновление недостижимо в этой жизни, проти­вопоставляет ему как нечто достигаемое в земной жизни без осо­бого труда полное оправдание человека и рисует это оправдание как акт юридический, происходящий в Боге, а не в человеке. "В оправдании нам усваивается праведность Христова, без того, что мы сами в своей нравственной природе стали праведными". Пос­ледние слова показывают, что речь тут не о фактическом усвое­нии человеком праведности Христовой, а лишь о юридическом вменении ее человеку.

135. Человек, уверовавший в свое спасение, перестает беспокоить­ся о своей последней участи, делается "радостным, ликующим ча­дом Божиим". Из всего вышесказанного следует, что радость эта и ликование вызываются у него чувством безнаказанности; он Уверен, что Бог не будет считать за грех и недостаток всего, что в его делах есть греховного и нечистого.

В учении Лютера о пронунциации и в самой постановке воп­роса о необходимости добрых дел сказывается иная религиозная психология, иная градация ценностей, иное понимание главной цели. Последовательно развивая отдельные мысли Лютера об оп­равдании, можно было бы прийти к самым странным выводам. Но, надо сказать, сам Лютер старался, насколько возможно, из­бегать выводов, которые были бы в слишком очевидном противо­речии со Священным Писанием. Вообще же о протестантах, об их практическом отношении к вопросам оправдания можно ска­зать то же, что уже было сказано о римо-католиках: душой и сердцем они часто бывают ближе к Православию, чем их офици­альное учение.

Коренное отличие учения Лютера об оправдании одной верой от Православия заключается в различном толковании евангель­ского учения.

Лютер исходит в своем учении главным образом из тех мест посланий апостола Павла, где говорится, что человек оправдыва­ется верою, независимо от дел закона (Рим. 3, 28), а делами за­кона не оправдывается никакая плоть (Гал. 2, 16). Иными слова­ми - вера противопоставляется здесь делам закона.

136. Апостол Павел говорит это против тех, кто думал, что чело­век может спастись без Христа, своими собственными усилиями. Апостол Павел хочет сказать, что спасение совершается Христом и что дела человека сами по себе не спасают. (Если бы человек мог сам совершать свое спасение, незачем было бы приходить на землю Христу). И когда "Формула согласия" говорит, что "честь оправдания принадлежит не нашим жалким делам, а Христу", православные признают правильность этой мысли. Дела не явля­ются "заслугой" человека перед Богом, он не приобретает своими делами права на спасение. В этом смысле дела не являются юри­дическим основанием спасения. Спасение - не плата за дела, оно дар Божий. Но этим даром пользуются не все. Когда апос­тол Павел говорит об оправдавшихся верой, он приводит в при­мер ветхозаветных праведников, согласно сказанному: "праведник верою жив будет". Праведность эта была несовершенна и сама по себе недостаточна для спасения, но она составляет нравствен­ное условие спасения и этим объясняется, почему дар спасения получают не все. Идя к Богу, человек не пассивен, он соучаству­ет всем своим существом в Кресте Христовом, чтобы и совоскреснуть со Христом. Это апостольское учение не следует забывать.

Человек черпает во Христе силы для своего обновления. Ми­стически соединяясь со Христом в теле церковном, человек ста­новится участником новой жизни. Не "объявляется" только пра­ведником, но становится действительным участником праведности Христовой, сего Нового Адама, обновителя человеческой приро­ды. Церковь и апостол Павел далеки от того, чтобы принижать человека, представлять его исполненным рабской радости о том, что грехи его уже не наказуются. Христос вознес человека, поса­дил его в Своем лице одесную величествия Божия. Бог стал че­ловеком, чтобы человека возвысить до обожения. Таково церков­ное учение. Лютеранское одностороннее подчеркивание, что спа­сение - дар, и одновременное отрицание активности человека могут привести к фатализму.

Глубокий анализ протестантского учения о спасении дал в своем классическом труде "Православное учение о спасении" (29) архиепископ Финляндский Сергий (1867-1943), впослед­ствии патриарх Московский и всея Руси.

В результате внимательного изучения писаний святых отцов и сопоставления святоотеческого учения о спасении с учениями инославными (римско-католическим и протестантскими) архиепископ Сергий пришел к выводу, что именно в понимании спасе­ния лежит основа вероисповедных расхождений и что в этом воп­росе "разность Православия и инославия заключается не в каких-нибудь частных недомолвках и неточностях, а прямо в самом корне, в принципе". И далее: "Православие и инославие противо­положны между собой так же, как... себялюбие... и жизнь по Христу" Предо мною, - говорит высокопреосвященный автор о результатах своего исследования, - встали два совершенно от­личных, не сводимых одно на другое мировоззрения: правовое и нравственное, христианское". В правовом мировоззрении отноше­ния Бога и человека "подобны отношениям царя к подчиненному и совсем не похожи на нравственный союз"; Бог для человека представляется "только средством к достижению благополучия". Нравственное же мировоззрение полагает высшее благо человека в святости и источник этой святости видит в Боге. Спасение, говоря общепринятым языком, есть избавление человека от греха, проклятия и смерти. Это определение одинаково может принять и православный, и последователь правового мировоззрения. Но весь вопрос в том, что каждый из них считает в спасении 137наибо­лее важным и существенным. Себялюбец на первом месте поставит, конечно, последствия греха для благополучия человека... Спасение он объяснит себе как избавление от страдания, причи­ненного грехом". Самые последствия греха он объяснит себе тем, что Бог прогневан и потому наказывает. Поэтому и спасение он понимает только как перемену гнева Божия на милость, представ­ляет себе в виде действия, совершающегося только в Божествен­ном сознании и не касающегося души человека... Так как все внимание греховного человека устремлено к тому, чтобы не стра­дать, чтобы получить безбедную жизнь в самоуслаждении, то он и не думает много о том, каким путем достигается эта возмож­ность... Добра он не любит, труда над собой ради святости не понимает и боится жертвовать любезным грехом - ему тяжело и неприятно... Между тем, для православного сознания грех сам по себе, помимо всяких своих гибельных последствий, составляет ве­личайшее зло... Отсюда очевидно, что и в понятии спасения пра­вославный на первое место поставит освобождение от греха... Злом является грех; от него жаждали избавиться люди Ветхого Завета; свободу от него проповедовал Христос с апостолами Своими в Новом". В труде архиепископа Сергия приводится ряд текстов из отеческих писаний, свидетельствующих о том, что и отцы Церкви не могли "понимать спасение иначе, как спасение прежде всего от грехов.

138. "Если в этом сущность спасения, тогда и самый способ его становится для нас определенным. Если думать только о том, чтобы избавить человека от страдания, тогда совершенно безраз­лично, свободно ли или не свободно со стороны человека это из­бавление: все дело в благодушии человека. Но если человека нужно сделать праведным, нужно освободить именно от греха, тогда совсем не безразлично, будет ли человек только страда­тельным (пассивным - Д. О.) предметом для действия сверхъ­естественной силы, или сам будет участвовать в своем избавле­нии. Поэтому-то в Священном Писании и в творениях отцов Церкви замечается постоянное стремление убедить человека со­вершать свое спасение, потому что без собственных усилий никто спастись не может. То несомненно, что "человек ничего без Бога" (Тихон Задонский)... И что, следовательно, спасение мо­жет быть приписано только милости Божией. Однако "человека Бог украсил даром свободы" (Григорий Нисский)... И что, сле­довательно, спасение может быть приписано только милости Бо­жией. Однако "человека Бог украсил даром свободы" (Григорий Нисский)... Непроизвольная святость не может быть святостью... Спасение не может быть каким-нибудь внешне судебным или фи­зическим событием, а необходимо есть действие нравственное... Благодать хотя и действует, хотя и совершает все, но непременно внутри свободы и сознания...".

Приведенные аргументы исключают лютеранское учение о полной пассивности человека в деле спасения, а также лютеран­ские толкования условий оправдания и его сущности.

По протестантскому учению выходит, что Бог все время был разгневан на человека, все время не мог ему простить того оскор­бления, какое человек нанес Ему грехом. Потом, вдруг, видя веру человека в Иисуса Христа, Бог примиряется с человеком и не считает его более Своим врагом; хотя человек и после этого может еще грешить, но уже безнаказанно". Православное учение понимает отношение Бога к человеку иначе. "Главное в оправда­нии, - говорит архиепископ Сергий, - не пронунциация проте­стантов, а обращение человека от греха к жизни по Богу, нрав­ственный переворот..." "Мы погреблись с Ним крещением в смерть, дабы, как Христос воскрес из мертвых славою Отца, так и нам ходить в обновленной жизни" (Рим. 6, 4).

"Освобождаясь от грехов в Крещении, человек делается учас­тником праведности Христовой. Протестанты и это превратили в совершенно внешнее судебное происшествие. По их представле­нию, Бог, не находя в человеке ничего, за что бы ему следовало воздать награду в вечной жизни, вменяет ему заслугу... какую со­вершил Иисус Христос. Основанием же вменения служит просто то, что Бог видит со стороны человека желание присвоить эту заслугу себе (вера как орудие, instrumentum усвоения заслуги Христовой)..." Между тем, по православному учению, "человек спасается не тем, что он желает присвоить себе то, что сделал Христос, а тем, что он находится в самом теснейшем единении со Христом, как ветвь с виноградной лозой... это единение, с одной стороны, дает человеку силы, укрепляет его решимость соблюдать волю Христа, а с другой, требует и от него усердия (иначе нече­го укреплять, если нет решимости)... Действенность таинства сто­ит в зависимости от степени свободного участия в нем самого че­ловека".

Таковы главные мысли труда архиепископа Сергия.

139. Как мог Лютер, человек, одаренный высокими стремлениями, непримиримый борец с недостатками римского католицизма, удовлетвориться столь несовершенным богословским истолкованием дела Христова? Причину следует видеть, во-первых, в том, что Лютер, потеряв веру в Церковь, поставил личные соображе­ния выше мысли церковной, во-вторых, в том, что воспитавшая Лютера Римско-католическая Церковь сама не сберегла наследия апостольской церковности во всей чистоте.

Лютер правильно подметил непоследовательность римско-католического учения об оправдании: если Крови Христовой доста­точно для удовлетворения за грехи всего мира, нелогично требо­вать от людей какого-то дополнительного удовлетворения. Но Лютер не заметил главного недостатка этого учения, который со­стоит в слишком свободном оперировании в сотериологии анало­гиями с такими человеческими понятиями, как гнев оскорбленно­го, необходимость удовлетворения и т. п. Справедливость Божия - это вовсе не то, что наша человеческая справедливость, обеспечивающая человеческие интересы. Она исходит из иных критериев - Нравственных. Не отец удаляется от блудного сына - это сын уходит на сторону далече. Не Бог враждует с грешником - это грешник враждует с Богом. Как сказано в каноне Октоиха:

"Ты врага суща мя зело возлюбил еси". "Вот стою у дверей и стучу..." Человек сам должен открыть дверь. Перемена должна произойти в человеке, а не в абстрактной сфере юридических взаимоотношений. Христос к нам пришел, чтобы соединиться с нами. Мы не в стороне от Креста Его, мы не пассивные наблю­датели своего спасения. Крест Христов входит в жизнь христиа­нина и вместе с ним закваска иной жизни. Это сфера нравствен­ная. Кости сухие человечества воскресают вместе с Поправшим смертию смерть. В "надгробных песнях" Великой Субботы мысли и чувства Церкви обращены к рождению новой жизни из "двоерасленного" Зерна, которое приняли недра земли в погребении Спасителя. Участниками этой жизни во Христе становятся спасае­мые. В этой жизни, по мысли Церкви, и состоит спасение; не может быть спасения без избавления от мертвых дел.

Аморальности в лютеранской среде, конечно, не наблюдается, напротив, можно говорить о своеобразном благочестии, достаточ­но жестком лютеранском благочестии. Однако что было разруше­но с самого начала и чего нет у лютеран и по сей день - понятия внутренней борьбы со грехом, аскезы, ибо если человек спа­сен, внутренняя борьба по преодолению тех или иных страстей и пороков, по сути дела, не может найти оправдания, ее и нет. При всем благочестии, пуританстве тех или иных протестантских на­правлений, аскетика как таковая в протестантстве отсутствует во всех его направлениях.

140. И, наконец, завершая этот раздел, можно еще раз обратиться к авторитетному догматическому документу - "Окружному по­сланию Восточных патриархов" (1723). В нем пространно изло­жено церковное учение о западных заблуждениях, которые нако­пились к XVII-XVIII вв. В частности, о делах и вере там гово­рится так: "Веруем, что человек оправдывается не просто одною верою, но верою, споспешествуемою любовью, то есть через веру и дела. Не призрак только веры, но сущая в нас вера через дела оправдывает нас во Христе". Ни теоретическая вера лютеран, ни созерцательная ее сторона, ни самый факт уверенности в соб­ственном спасении этого спасения не даруют. Его дает лишь вера, которую можно назвать живой или, как она именуется в послании, споспешествуемая любовью, то есть та, которая вопло­щается в реальной, устремленной к праведности, жизни во Хрис­те церковного человека.

Основные представления о спасении в христианстве условно делятся на два типа, которые иногда называются «органическая» и «юридическая» теории спасения . В православной традиции, а также работах до раскола церквей на западную и восточную преобладает первый вариант, в католицизме и протестантизме – второй.

Концепция спасения в православии

В православной традиции грех понимается не столько как вина, сколько как болезнь (рана). ”Грех делает нас более несчастными, чем виновными”, - преп. Иоанн Кассиан (ок. 360 - ок. 435). Спасение с этой точки зрения состоит в изменении / исцелении природы человека, которая «тленна, смертна, страстна». (Конститутивные изменения в человеческой природе, предполагается, произошли в результате разрыва непосредственной связи человека с Богом (библейский сюжет грехопадения).) Очень краткая формулировка «органической» теории спасения такая. Христос, Богочеловек, есть Бог-Слово, который воплощается, т.е. принимает на себя человеческую природу (больную, смертную и т.д.) и через страдания, через смерть восстанавливает эту природу в самом себе (через смерть и воскресение). Это восстановление в самом себе имеет важнейшие последствия для всей последующей жизни, т.к. открывается возможность, которой не было в человечестве до того времени, а именно возможность духовного рождения каждого человека, принимающего Христа как спасителя. В отличие от первого рождения («естественного»), второе сопряжено с сознанием и волей человека и связывается с само определением человека. (Обычно в этом контексте христианские авторы цитируют, среди прочих, слова из Откровения Иоанна Богослова: «Се, стою у двери и стучу, – говорит Господь, – если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему». (Отк., 3, 20).) Причем это самоопределение рассматривается не только в рамках «этой» жизни, но и в эсхатологической перспективе (т.е. в перспективе Страшного Суда и последнего выбора человеком своей участи). Т.е. хотя человек не становится избавленным от морального зла или физического, от болезней, смерти (это очевидно, мы до сих пор и смертны, и несовершенны в других отношениях), но возможность полного, решительного и окончательного освобождения воскресением Христа человеку, согласно этому подходу, была предложена. Поскольку последний выбор в эсхатологической перспективе есть выбор между «быть с Богом или без Бога», то отсюда следует то особое значение, которое придается именно признанию Христа как спасителя и выбору «быть с Христом» в этой жизни (а не просто, скажем, деланию добрых дел). С этой точки зрения спасение – это не столько, что произошло, сколько то, что может произойти. Как сказал один православный автор (прот. Д.Смирнов), в Царство Божие никого насильно не тянут. Для спасения человека поэтому требуется то, что в православии называется синергия – кооперация/ совместное усилие человека и Бога в деле спасения (Бог не может спасти человека без его участия).

Концепция спасения в католицизме

В 13в. в католицизме появляется ряд новых концепций, которые определяют официальную доктрину спасения католицизма вплоть до наших дней.

Рассмотрим содержание главных идей. Важной для формирования этой доктрины явилась норма средневекового (и античного) права, согласно которой степень вины за правонарушение определяется не только самим содержанием правонарушения, но и тем против кого оно было совершено. Так, одно и то же противозаконное деяние, совершенное, скажем, против крестьянина и против короля обладает, с этой точки зрения, предполагает совершенно разную степень виновности. Кроме того, любая вина всегда предполагает определенную меру наказания по принципу: чем тяжелее вина, тем суровее наказание (с возможными отягчающими или смягчающими обстоятельствами). Далее, грехопадение человека мыслится как противозаконное действие, совершенное против Бога, Абсолюта, а значит, такое правонарушение влечет за собой бесконечную виновность. Значит, никто из людей (ни персонально, ни совокупно все человечество) не способен понести наказание, соразмерное совершенному преступлению. Значит, удел людей – оставаться навсегда проклятыми (на библейском языке «проклятие» значит «отделение», «отсечение»). Но для восстановления связи с Богом это необходимо.

Грехопадение, таким образом, положило между Богом и человеком преграду правового характера , т.е. осмысление этого отделения человека от Бога мыслится в терминах права: вина, виновен, наказание, для снятие вины необходимо претерпеть некоторое наказание, т.е. надо искупить вину, принести удовлетворение (сатисфакцию ) правосудию Божию, последнее – ключевое выражение католической сотериологии.

Так вот, поскольку люди не способны принести нужную для прощения меру удовлетворения правосудию Божию (ибо мера в данном случае бесконечна), то Бог Сам приносит от имени людей такую жертву ради восстановления правосудия. «Сам приносит» означает, что Бог, став человеком, (точнее воплощается вторая ипостась) сам претерпевает страдания (на кресте). Такая жертва соразмерна совершенному преступлению и тем самым человечеству прощен первородный грех.

Если Христос приносит удовлетворение правосудию Божию за грех Адама, то каждый человек должен принести личное удовлетворение правосудию Божию за свои личные грехи (т.е. что-то претерпеть, что-то совершить в порядке искупления данного конкретного совершенного греха). Если человек совершает такие искупления грехов, он приобретает заслуги . (Опять-таки, специфически католическое представление.) искупление всех грехов является условием спасения.

А что будет, если человек будет совершать богоугодные дела, не необходимые для его спасения? Ответом на этот вопрос является важнейшее учение католицизма о сверхдолжных делах . С точки зрения католического богословия в учении И. Христа следует различать заповеди (praecepta) и советы евангельские (consilia): первые предписаны всем как обязанности, вторые предлагаются как средства достижения высшего, необязательного совершенства. (Например, принятие монашества необязательно для спасения, но является средством для достижения высшего совершенства.) Кто исполняет советы, тот, по учению католической церкви, исполняет дела сверхдолжные , которые для самих совершителей их не необходимы. Такой человек приобретает сверхдолжные заслуги. Любой человек, если он ревностно живет по-христиански и совершает как можно больше добрых дел, приобретает все большее количество заслуг. У Христа их бесконечно много. У Девы Марии практически тоже бесконечно («почти» бесконечно). У святых их много. Но и у «простых смертных» могут быть сверхдолжные заслуги.

Сверхдолжные дела образуют некую сокровищницу (thesaurus, буквально ящик), сокровищницу добрых дел. Все сверхдолжные добрые дела поступают в пользу членов церкви в силу таинственного союза, связующего их с церковью небожителей и самим Христом, как Главою церкви. Папа Римский, как наместник Христа, имеет право перераспределять заслуги и вменять заслуги одних (из сокровищницы добрых дел) – другим. Такое перераспределение осуществляется в порядке снисхождения к грешнику. Это снисхождение, или прощение, по латыни называется indulgentio. Данное учение возникло в XIII в. и подробно развито в сочинениях Альберта Великого, Фомы Аквината, Бонавентуры, Дунса Скота и Беллармина. В тесной связи с учением о сверхдолжных заслугах находится католическое учение об индульгенциях.

Концепция спасения в протестантизме

Протестантизм поставил естественный вопрос католической доктрине спасения: неужели у Христа хватило заслуг только на то, чтобы освободить человечество только от первородного греха? Конечно же, их больше. Протестантизм утверждает: Христос своей жертвой принес полное удовлетворение Богу-Отцу за грехи мира и каждый верующий освобождается не только от греха первородного, но и от всех личных грехов. (Отличие от католицизма: в католицизме приносится удовлетворение только за (уплачен только) первородный грех.) Освобождается так: верующий оправдывается . «Формула согласия» говорит «Сын Божий уплатил за все наши грехи» . Отсюда известная протестантская формула «верующему грех не вменяется в грех». (выделено мной – О.Н.) (Опять-таки правовое понятийное поле: грех есть, существует / может быть , но судебный процесс по нему не открывается.) Для спасения достаточно поверить в Христа как в Спасителя. В упомянутой "Формуле согласия" говорится: "Нужно отвергнуть мнение, будто добрые дела необходимы для спасения». Разумеется, добрые дела в протестантизме остаются необходимыми, но не для спасения, а для проявления благодарности по отношению к Богу за мое спасение.

Таким образом, оправдание понимается как правовой вердикт. Процесс спасения идет не во мне, а надо мной. С протестантской точки зрения не человек меняется (в результате искупительной жертвы Христа), а Бог в результате нее меняет Свое отношение к человеку. В человеке перемена лишь в том, что раньше он подлежал наказанию и был в страхе, а после пронунциации он - "радостное, ликующее дитя Божие". Даже сама вера человека не есть результат его деятельности. В «Кратком Катехизисе» Лютера об этом сказано так: “Я верую, что не могу по собственному разумению или своими силами уверовать в Иисуса Христа, Моего Господа, или прийти к Нему. Но Святой Дух призвал меня через Евангелие, просветил меня Своими дарами, освятил и сохранил меня в истинной вере» Т.е. здесь спасение – это не акт изменения человека , а это акт изменения Бога . Не человек изменяется в спасении, а Бог .

Не считая сюжетов любовных похождений, которыми изобилуют рассказы о языческих божествах (и Зевс, как вы, наверное, помните, любил «по бабам бегать», у Кришны, 8-й аватары Вишну, было, согласно пуранам, 16 100 жен и т.д. и т.п.)

Он может быть милостивым и милосердным, как утверждает ислам, и это означает, что раскаявшихся Аллах карает не в полную меру. Т.е. смягчающие обстоятельства возможны, но наказание, к которому взывает и которого требует справедливость – обязательно.

Ср. «определение» Василия Великого (ок. 330-379): «Богословие – это подбор наименее неподходящих слов.»

Ипостасис (греч.) (латинская калька: substantia) – досл. под-ставка [ипо-стасис ], т.е. то, что лежит в основе; у Аристотеля – любое индивидуальное существование (конкретный, вот этот человек, конкретное животное, камень и т.д.), то, что не может быть свойством для чего бы то ни было, но что воспринимает различные свойства (является основой, «подставкой» для различных свойств); в христианской теологии этот термин позднее стал означать конкретное личностное существование, личность (которая, так же как у Аристотеля ипостасис, принимает различные свойства, но сама не является свойством, не может быть определена и в этом смысле - апофатична).

Причем эти лица/ индивидуальности настолько различны, что одна из них – и только одна – соединилась с человеческим естеством.

Ср. с политеизмом. Там боги имеют одинаковую сущность (а не одну ), они подобны по сущности.

В христианской традиции проводились различные аналогии для пояснения троичности (чтобы все-таки придать данной идее троичности некую интуитивность). Приведу одну: сравнение с человеком (поскольку, по Библии, только человек создан по образу и подобию Бога). В человеке есть ум. Есть порожденное им слово, есть исходящий от ума дух. Ум является источником и слова, и духа (Слово дух в данном случае апеллирует к максимально широкому значению (ср. дух времени, дух книги и т.д.).). Ум без мысли существовать не может, и мысль без ума. Человеческий ум не может быть без мысли; слово – выраженная, высказанная мысль; ум по своей природе всегда рождает мысль.

Ср. также индуистские тексты, где говорится о том, что Вишну, воплощаясь, уподобляется актеру, который меняет костюм и надевает следующую маску (=переходит к другому воплощению).

Впрочем, христианская мысль тоже оценила Боговоплощение как то, что Богу «по чину» совершенно не подобает, но на что Бог идет из любви к людям и по (в прямом смысле) сверхчеловеческому смирению (кеносис ).

Хотя, строго говоря, гностицизм не есть сугубо греческий феномен

По этой же причине для эллинского сознания была дикой идея (телесного) воскресения мертвых как окончательного определения человеческого бытия (в единстве тала и души).

Ср. также «Слово стало плотью, и значит, стало беззащитным.» (А.С.Доброхотов) http://www.patriarchia.ru/db/text/1117011.html

Ср. «грех» по-гречески "амартиа" - в буквальном переводе означает "промах, выстрел мимо цели", и в русском однокоренное с «огрех», т.е. ошибка, промах, стремился к одному, получилось другое.

Ср. «Бог не нарушает человеческой свободы. И поэтому двери ада, если хотите, могут быть заперты только изнутри – самими его обитателями. Там остаются только те, которые сами не захотели или не захотят из него выйти. Мысль о том, что причиной пребывания в аду, не исключая самого дьявола, является их свободное «не хочу», высказывали целый ряд Отцов Церкви: Климент Александрийский, свт.Иоанн Златоуст, свт.Василий Великий, преп.Максим Исповедник, преп.Иоанн Дамаскин, преп.Исаак Сирин, Св. Николай Кавáсила и др.» (А.И.Осипов «Посмертная жизнь души», М.2005)

Кстати, единственным догматически принимаемым определением Царства Божия в христианстве (не только в православии) – там человек находится с Богом, «пред лицеем Бога». Тем самым цель спасения – быть с Богом, а не блаженство. Если определить конечную цель как достижение блаженства, тогда Бог становится функцией от блаженства (т.е. поскольку я стремлюсь к блаженству, по ходу дела мне понадобился Бог). В контексте учения о жертве Христа, воплощении и т.д., такое целеполагание неприемлемо (или, по-другому, не приведет к блаженству).

В русском языке слово «удовлетворение» в религиозном контексте скорее всего будет нести морально-этический аспект; латинское satisfactio скорее соответствует понятию возмещение , возмещение ущерба ; satisfactio – это правовой термин, не распространяющийся на область этики. Понятие удовлетворения / сатисфакции (именно понятие, не учение) введено в 12в. Ансельмом Кентерберийским (1033 - 1109) (причислен к лику святых в 15в., в 18в. ему присвоен титул Учитель Церкви; этот титул сообщает, что данный святой почитается не только за благочестивый образ жизни, но и что его труды признаются адекватно выражающими католическую церковную доктрину).

Характер искупления устанавливает священник. (Таковым может быть, например, посещение больниц в течение какого-то времени (ради каких-то добрых дел, разумеется), пожертвования, чтение молитв и др.)

Ср. 3 части в католическом таинстве покаяния: покаяние человека, отпущение грехов священником и принесение удовлетворения правосудию Божию. Последнего нет ни в православии, ни в протестантизме.

Если католик не искупил всех грехов, но в то же время не совершил смертных, тогда искупление наступает после смерти в т.н. чистилище . (Догматическое) учение о чистилище – также специфически католическое.

Собственно, начало деятельности М.Лютера (1483- 1546), стоявшего у истоков движения Реформации, связано с его выступлением против практики индульгенций. Во времена Лютера эта практика достигла неслыханного размаха и приобрела черты, поражающие воображение (например, некоторые распространители индульгенций устанавливали четкую таксу за тот или иной грех: простое убийство; убийство родителей (подороже); святотатство и т.д.). Кроме того, индульгенции можно было приобрести не только в счет содеянных, но и будущих прегрешений.

Ср. терминологию спасения: в православии – исцеление; в католицизме – искупление; в протестантизме – оправдание.

Формула Согласия (лат. Formula Concordiae ) - одна из самых догматически важных книг протестантизма (опубликованная на немецком в 1576 году и переведенная на латынь в 1584 году). Она должна была послужить прекращению распри между двумя течениями в протестантизме, возникшей после смерти Лютера

Острый вопрос здесь: а если человек верит во все, что нужно и не делает ничего доброго, тогда как? Ответ протестантизма решителен: спасение достигается только верой.

Пронунциация - оправдание грешника, которое происходит в крещении

Источники вероучения

Основным источником вероучения католики считают Библию (Священное писание). Однако католическая редакция Библии (Вульгата) имеет ряд особенностей. Так, Ветхий завет принимается ими не в греческом, как у ортодоксов, а в латинском переводе, сделанном св. Иеронимом (ум. в 420 г.). Этот перевод в разное время дополнялся и исправлялся, пока Тридентский собор (1546) не утвердил свод канонических (богодухновленных) книг и он не вошел во всеобщее употребление в западной церкви. При этом состав канона был расширен и включает сегодня 46 книг Ветхого завета (45, если считать книгу Иеремии и книгу Плач Иеремии одной книгой) и 27 Нового завета.

Фактически, всю историю римской церкви рядовым католикам чтение Библии было запрещено, а попытки ее перевода на национальные языки жестоко преследовались. Только Второй Ватиканский собор снял запрет на чтение Библии мирянами, а позднее папа Иоанн Павел II разрешил ее переводы. Но и сегодня только за иерархией остается право интерпретации «сложных» мест Св. Писания.

Вторым источником считается Священное предание. Оно включает в себя не только решения Вселенских соборов и труды «отцов церкви», но и документы соборов католической церкви (всего 21 собор) и римских понтификов. Именно в этой части Предания и зафиксированы введенные католической церковью новшества. Кроме того, в состав Предания включены сочинения тех теологов, которые считаются учителями церкви. Здесь нужно иметь в виду, что этот раздел Предания постоянно изменялся. Если в первые века список учителей церкви содержал четыре имени (св. Иероним, св. Августин, св. Амвросий, св. Григорий Великий), то сегодня в нем 31 имя, среди которых две женщины: св. Екатерина Сиенская (1347-1380) и св. Тереза Авильская (1515-1582).

Конфессиональные и догматические особенности католицизма

Являясь одним из направлений христианства, католицизм в своем учении содержит значительный объем общехристианских положений; концепция триединого бога, сотворение мира, грядущий конец света и Страшный суд, непорочное зачатие Девой Марией Христа и его чудесное рождение, проповедь, смерть на кресте и воскресение на третий день, наличие загробного мира, где находятся души умерших, и т.д.

Однако западная церковь уже в первые века своего существования, фактически, переходит на позиции догматического развития, признавая за собой право вводить новые положения в области догматики. Формально данный подход вплоть до XIX в. не был никак теологически аргументирован, хотя активно использовался в практике католической церкви. В результате в католическом видении христианства появились новшества, и составляющие специфику католицизма.

Исторически первым нововведением в католическую догматику стал догмат о «филиокве» (от лат. Filioque), т. е. добавление в учение о Троице фразы «и от Сына тоже». Тем самым, в отличие от православных, католики считают, что Дух Святой исходит не только от Бога Отца, но и от Христа тоже. Это дополнение, подчеркивающее божественную природу Христа, впервые официально было принято в 589 г. на поместном соборе в Толедо во время борьбы против ариан, отрицавших «единосущность» Отца и Сына и признававших лишь «подобносущность» Христа. Тогда нововведение не было принято Ватиканом, хотя и получило распространение в ряде поместных церквей. Общеупотребительным в официальной церкви это нововведение стало лишь в начале XI в., когда уже сложилось вера в то, что папы являются викариями (наместниками) Христа на Земле. В 1014 г. папа Бенедикт VIII официально вносит в Никео-Царьградский Символ веры добавление о филиокве. Позднее этот акцент был усилен путем введения ряда праздников, которых не знают другие христианские конфессии: Праздник Св. Сердца Христова, праздник Тела и Крови Христа и т. д.

Своеобразна и система мариологических (богородичных) догматов. К общему для христиан учению о Богородице, непорочным образом зачавшей и родившей сыны божьего Иисуса Христа, был добавлен догмат о Непорочном зачатии и самой Девы Марии ее матерью Анной (1854). В специальном послании Пий IX писал: «Объявляем, выражаем и определяем, что учение, которое содержит, что блаженнейшая Дева Мария была в первое мгновение своего зачатия, в силу исключительной благодати и (исключительного) изъятия, сохранена -- ввиду заслуг Иисуса Христа, спасителя рода человеческого -- нетронутого от всякого пятна первородного греха, -- (что это учение) богооткровенно и посему должно быть твердой и постоянной верой всех верных». Надо отметить, что праздник Зачатия Богородицы получил широкое распространение в западной церкви уже в VIII--IX в., но тогда он встретил серьезную оппозицию в лице ряда крупнейших католических теологов. Они опасались, что под удар будет поставлено учение о всеобщем характере искупительной жертвы самого Христа. Однако популярность идеи была настолько велика, что папа пренебрег мнением теологов. Но и на этом развитие католической мариологии не прекратилось. В 1950 г. папа Пий XII ввел новый догмат о телесном вознесении Девы Марии. В соответствии с этим догматом, католики считают, что после смерти ангелы унесли тело Богородицы на небо, где она отныне царствует вместе со своим сыном. В 1964 г. папа Павел VI специальным посланием провозгласил ее «матерью Церкви». Развитие мариологии привело к новшествам в культовой практике. В церковном календаре появились новые праздники: Непорочного зачатия, явления Божией матери в Фатиме и др. широкое развитие получило паломничество к местам ее явления.

Специфична в целом ряде моментов и католическая концепция спасения. Признавая, как и православные, возможность спасения только через посредство церкви, путем совершения добрых дел в ее пользу, католицизм учит, что христианин должен совершать добрые дела не только потому, что ему нужны заслуги (merita) для достижения блаженства в загробной жизни, но и для того, чтобы принести удовлетворение и избежать временных наказаний.

С этим положением тесно связано и учение о сверхдолжных делах и заслугах, совокупность которых образует thesaurus meritorum или operum superrogationis, «сокровищницу добрых дел». Современная интерпретация данного догмата была дана папой Павлом VI в специальной апостольской конституции «Indulgentiarum doctrina» («Учение об индульгенции»). В соответствии с этой доктриной, верующий, стремящийся спасти свою душу, не остается в одиночестве. Он член церкви как мистического тела Христова, а значит, находится в постоянном сверхъестественном единстве со всем сообществом святых, что позволяет ему быстрее и действеннее освободиться от кары за грехи. Эта возможность обусловлена тем, что заслуги Христа, молитвы и добрые дела девы Марии и всех святых не только освободили их самих от грехов, но и в значительной степени были совершены сверх религиозного долга. При этом «сверхдолжные» дела не исчезали и не исчезают бесследно. Из них формируется «запас сверхдолжных дел, которым распоряжается церковь.

Из этого догмата вытекает учение об индульгенциях, т.е. о праве церкви открывать перед грешником «сокровище заслуг Христа и святых», чтобы он получил отпущение временной кары за совершенные им грехи, подтверждением чего являются специальные папские грамоты. Вплоть до XVI в. индульгенции, как правило, приобретались за деньги, являясь эффективным способом пополнения казны Ватикана. Были даже разработаны специальные таблицы денежного эквивалента каждого греха.

Естественно, что подобная практика искупления грехов нанесла огромный ущерб моральному авторитету католической церкви. В XVI в. она была запрещена -- но именно практика, а не право церкви распоряжаться запасом «сверхдолжных» дел. Учение о спасении дополняется догматом о чистилище как третьем элементе представлений о загробной жизни.

Согласно католической догматике, души умерших ждет после смерти различная судьба.

Души праведников сразу же направляются в рай. Душам, отягченным смертными грехами, предназначен ад. Души, не достигшие очищения до смерти, но не отягченные смертными грехами, направляются в чистилище. Догмат о чистилище был принят в 1439 г. на Флорентийском соборе, провозгласившем, что специальные мессы, молитвы и т.д., использование запаса сверхдолжных дел могут сократить время пребывания души в чистилище. В католицизме отсутствуют более или менее конкретные описания чистилища. Так, в новом катехизисе католической церкви вопрос о формах и методах очищения фактически не затрагивается, а само чистилище интерпретируется скорее как некое состояние души.

Важной особенностью католической догматики является догмат о папской непогрешимости в делах веры и его главенстве над всеми христианами, принятый на Первом Ватиканском соборе (1869-1970) и подтвержденный на Втором (1962-1965). Он гласит: «Когда Римский первосвященник говорит ex cathedra, т.е. выполняя служение пастыря и учителя всех христиан, своей верховной апостольской властью определяет учение в области веры и нравов, обязательное для всей Церкви, тогда в силу Божьей помощи, обещанной ему в лице блаженного Петра, он имеет ту безошибочность, которой Божественный Искупитель хотел, чтобы его Церковь была одарена в определениях, которые касаются учения о вере и нравственности». Принятый в целях укрепления церкви, потрясенной буржуазными революциями XVIII-XIX вв., догмат продолжает сохранять свое значение и в настоящее время. Именно в нем иерархи церкви видят одно из основных средств сохранения единства структуры, учения и культа католицизма.